Пролог
Темень. Грохот и лязг железа в ночи. Дикие крики где-то внизу на лестнице…
Великие боги, что там творится? Мысли по ходу, а тело уже само на ногах, рука хватает меч у изголовья, ноги в башмаки, камзол на плечи… Кто? Кто посмел в королевском замке, что тут деется? Там за дверью Ричард и Анна, что с ними? Темные сгустки темноты, поднимающиеся снизу, густой винный смрад, в руках оружие, в глазах и страх и жажда крови. Под ногами что-то склизкое, смотреть некогда, а вы так! - выпад, вскрик, получил, гад, так тебе и надо!
Тусклый свет чадящего факела у входа, зычный голос Ричарда, плач младенца, серебряный голос моей королевы. Королева!? Они не посмеют! Эти всё посмеют! Эдуард… Ну, говорили же Ричарду, все говорили: и отец, и Фред, и Анна… Сволочь, завистливая сволочь! Трон ему подавай, место брата захотел, о власти мечталось? А ты, дрянь, хоть понимаешь, что такое власть? Думаешь, это пряники со сладким вином в постель и доступные девки знатного рода?! А отвечать за каждого из малых сих, а спать по три пяди в сутки, а не иметь права вмазать каждой твари по харе, потому что тварь нужна державе? А опасаться за жизнь самых дорогих и близких? Всегда, везде?! К этому ты готов? Конечно, готов, ты, ведь, не имеешь ни дорогих, ни близких, ответственность для тебя пустой звук, а малые си – грязь под ногами, разве ее убудет? Ах, ты так? Сейчас посмотрим, чего я стою – ага, выпад, укол, удар с оттяжкой, да, мечом так не надо, а я вот сделаю! Мой король! Ранен? Царапина? У меня тоже. Анна, ну почему она тут, могла ведь остаться со своими дамами с малышом у Фреда в гарнизоне, там и общество приличное, и за младенцем присмотрят. А тут что – обычный охотничий замок, каменные стены, продуваемые всеми ветрами комнаты, ни женской прислуги, ни особых удобств. Всегда была шалая, до поры это сходило с рук. Что, вам еще мало? А вот так, - в горло клинком? Духи бездны, прямо в лицо брызнуло, ничего, выживем – умоемся. Куда дальше, государь? В ту комнату? Отступаем, дверь заклинить – правильно, только … ловушка это. Не совсем?
Ладомир
Ч. 1.Ладомир.
Мальчик лежал на огромном сером валуне, всматриваясь вглубь плескавшихся у камня волн. Вода здесь, у самого гранита была темно-синей, почти черной. Волны мерно накатывались на каменную неподвижную глыбу и с плеском разбивались о подножье. В манящей, просвеченной солнцем только в верхнем слое, глубине, мальчику чудились неясные очертания рыб, водорослей, а может быть чего-то необъяснимо-волшебного, чудесного, чему не было названия в привычном мире. Из задумчивости его вывел скрип деревянных мостков под тяжелыми шагами старика. Мальчик осторожно повернул голову, одним неуловимо гибким движением вскочил на ноги, улыбнулся старику, махнул рукой и, прыгая с камня на камень, перебрался на прибрежную песчаную полоску пляжа. Все его движения были точными и грациозными, как у молодого олененка. Старик, пряча в усы улыбку, наблюдал за питомцем, опершись на весла. Мальчик забрал ношу, помчался к полувытянутой на песок лодке, вставил весла в пеньковые уключины, достал из-под лавки деревянный черпак, несколькими гребками освободил суденышко от скопившейся на днище воды, потом выпрыгнул на берег и ухватился за деревянный палец на левом борту. Подоспевший старик взялся за другой палец, небольшое усилие – и легкая лодчонка скользнула на воду. Мальчик подождал, пока старик устроится на корме, подвел лодку к небольшому камню и запрыгнул с него в суденышко. Старик оттолкнулся кормовым веслом - лодка ходко двинулась в озеро. Мальчик уселся на весла, загреб левым, примерился и, поплевав на ладони, начал порывисто грести, упираясь ногами в ближайшую попругу[1]. Его лицо раскраснелось от радостных усилий, в серых глазах сияли озорные искорки. Старик на корме одобрительно поглядывал на юного гребца, время от времени направляя рулевым веслом юркую лодочку в нужном направлении. За все время между обоими пловцами не было сказано ни единого слова, они давно научились понимать друг друга без лишних слов. Каждый знал, что ему делать, и справлялся со своими обязанностями исправно. У дальнего берега залива старик предостерегающе поднял руку, и мальчик умерил пыл, заметив за бортом острые узкие листья озерной травы (окунья – называл ее старик). Забросил весла в лодку, вопросительно посмотрел на старика.
- Справа! – приказал тот. Это было первое, произнесенное за все время слово. Мальчик взял лежащий у ног, обвязанный пеньковой веревкой, камень и осторожно опустил с правого борта. Камень ушел в глубину, увлекая за собой канат. Когда веревка натянулась, мальчик обмотал конец вокруг деревянного пальца уключины. Старик тем временем опустил за борт на корме свой «якорь».