Из большой деревянной шкатулки Эрл достал потертый мешочек с вышивкой и вытряхнул на стол перед мальчиком несколько брошей, браслетов и перстней изящной работы. Ладомир бережно взял их в руки, погладил браслет, прижал перстень к щеке – ведь этих вещей касалась его мать! Он поднял на Эрла счастливые глаза:
- Они совсем-совсем мои, да?
- Конечно, принц. Можешь делать с ними что хочешь. А вот этот амулет отдал тогда твой отец, - Эрл протянул принцу чеканный серебряный кулон, унизанный сапфирами с изображением стилизированной фигурки могучего зверя – полуволка-полумедведя.
- Это личный герб вестландских правителей, очень древний. Одевай и носи, но пока под верхней одеждой.
Мальчик с благоговением взял в руки тяжелое украшение, коснулся губами и повесил на грудь.
- Что же было дальше, Эрл?
- Дальше…
Я спрятал драгоценности за пазуху, корзину заполнил камнями и утопил в луже, а малыша завернул в куртку, завязав рукава у себя за спиной. Теперь у меня были свободны руки, а ребенок согрелся возле моей груди и перестал хныкать. Направление движения я определил по солнцу. Мне повезло: через пару часов ходьбы наткнулся на небольшую деревеньку. Около получаса отсиживался в кустах, наблюдая за жителями. Наконец, уверившись, что людей Эдуарда здесь нет, а селяне из крайней хижины ушли на сенокос, я осмелился прокрасться в домишко. Двери по тамошнему обычаю не запирались, просто в ворота ставился колышек в знак того, что дома никого нет. Собаки у них тоже, по счастью, не было. На столе стоял глиняный кувшин с молоком, под холщовой тряпицей лежали недавно испеченные ячменные лепешки, тут же в глиняной миске нашлись остатки какой-то похлебки. Я с жадностью набросился на хлеб и молоко, потом стал кормить принца. Сначала он фыркал и отказывался есть, потом проглотил несколько ложек. Остатки молока я перелил в найденную тут же бутылку из тыквы и повесил себе на пояс, несколько лепешек сунул в одолженную у крестьян холщовую сумку. На жерди у печи висела одежда. Я выбрал себе длинную юбку, расшитую красными нитками рубашку и белый чепец. Хорошо, что у меня были мелкие монеты в уплату за ущерб - оставить им королевское золото я бы не посмел, рискуя навлечь на свой след погоню. В кустах за домом я переоделся: юбку надел прямо поверх штанов, спрятав под ней меч, свою окровавленную рубаху пришлось снять и закопать под деревом в какой-то лисьей норе (то-то лиса удивилась). Мне бы следовало идти босым, но на такой подвиг я не решился, и остался в своих башмаках, оторвав от них золотые пряжки.
Только к вечеру я добрел до города. Идти пришлось минуя тракт, скрываясь в придорожных зарослях. После обеда рискнул зайти в какую-то маленькую корчму, чтобы купить немного молока и булку. Хозяину назвался служанкой из отдаленной провинции, возвращающейся к своей родне. Меня приняли за обманутую девушку, пожалели, даже дали на дорогу немного овощей и мяса. О событиях в королевском замке они ничего не знали и это немного успокоило меня. Значит дела Эдуарда не так уж блестящи. Я не знал тогда, что заговорщиков обескуражило исчезновение тела королевы и ребенка, а потом они все со страху перепились и лишь под вечер договорились, как объявить армии и народу о смерти Ричарда.
Я и надеться не смел, что меня пропустят в таком виде к брату, кроме того, не хотел, чтобы кто-то проведал о моем прибытии в гарнизон. По счастью, я знал все ходы и выходы в крепости. Братец при моем появлении долго не мог придти в себя от изумления, потом разразился громовым хохотом, но веселье стихло, когда я распеленал принца и рассказал о несчастье в Озерном замке. Он выругался, запер дверь, уложил ребенка на свою постель, перевязал мои раны, сунул в руки кубок брезийского и заставил еще раз во всех подробностях рассказать о ночных событиях, затем глубоко задумался.