Что-то в ее молящем голоске тронуло мое сердце. Я осторожно выбрался из стога, ожидая увидеть ужас на детском личике, не смея поднять на нее глаза.
- Бедненький, тебе очень больно, - маленькая шершавая ручка коснулась моей головы и плеча. Я поднял глаза и изумился – на ее лице читались только жалость и сострадание, никакого ужаса не было и в помине. Я взял свои вещи и первым делом достал из свертка янтарное ожерелье с золотой застежкой.
- Это тебе, моя принцесса, за спасение бедного чужеземца.
Впервые я увидел робкую улыбку на ее личике:
- Мне!? Вы шутите, да? Это для настоящей принцессы, а я – сирота, дармоедка… так тетка говорит.
- Ты красавица и маленькая фея, - возразил я.
- Нет, это ты красивый, - вдруг заявила она.
Сперва я подумал, что девочка не в своем уме, - назвать красавцем заросшее грязное чудовище в окровавленных лохмотьях мог только ненормальный. Позже я понял: для нее я был красив, потому что единственный изо всех знакомых вежливо поговорил с ней и подарил ей что-то.
- Мне надо переодеться и умыться, дитя мое, - только и смог выговорить я.
- Пойдем, тут есть ручей неподалеку.
- А тебя не хватятся? – обеспокоился я.
- Кто? Тетка? Да она рада будет, если я пропаду. Я уже все сделала: и убралась, и посуду помыла, и хлев вычистила. Пошли же.
Ручей и, правда, оказался рядом. В моих вещах нашлись мыло и бритва, я мылся и плескался, пока не почувствовал, что избавился ото всей тюремной грязи. Волосы я подрезал покороче, а когда сбрил бороду, моя маленькая спасительница охнула:
- Ты настоящий королевич, да?
- Нет, дитя мое, но я рад, что тебе нравлюсь.
- Давай, я перевяжу тебя, - заявила она и осторожными движениями промыла рану на спине, потом помогла забинтовать плечо и бок полосками чистого полотна из моих запасов. Когда я облачился в добротную чистую одежду, прицепил к поясу кинжал и меч, девочка вторично ахнула:
- Ты рыцарь, да?
- Да, маленькая леди. Хочешь быть дамой моего сердца?
- Не смейся над бедной сиротой, господин, - потупилась она.
- Я не смею, - отозвался я.
- Господин, - робко попросила она, - возьми меня с собой, ладно?
Я растерялся:
- Куда же я возьму тебя? Я не из здешних краев, меня могут арестовать или убить враги.
- Куда угодно, господин, - она вдруг залилась слезами. – С тех пор, как погибли родители, я никому не нужна, лучше бы я сгорела вместе с ними…
Я растерялся еще больше:
- Да тебя хватятся еще сегодня же и станут искать…
- Нет-нет, я часто ночую у соседей или на сеновале, и никто меня не ищет. Тетка бьет, обзывает, а больше у меня родных нет. Мои папа и мама сгорели во время большого пожара два года назад, теперь у меня никого нет, господин.
- Не смей называть меня господином. Зови меня…да хоть братом, - нашелся я. –
А ты для меня будешь маленькой сестренкой. У меня тоже была когда-то сестра, только это было давно, - улыбнулся я.
- Так ты возьмешь меня с собой?
- Да, - вдруг твердо пообещал я. – Как тебя зовут?
- Лили, господин, ой, братец! Как чудесно! У меня никогда не было братьев!
Так у меня появилась Лили.
- Теперь бы поесть, - вздохнул я.
- Ой, я забыла – вот еда.
Она достала из своей корзинки хлеб, яйца, овощи, головку сыра и бутыль с вином.
- Откуда? – изумился я.
- У тетки взяла, она не знает, что я умею залезать в кладовку. Для себя я ничего не брала, но сегодня можно, правда? Это ведь не для себя, а для тебя.
- Умница, - похвалил я. – Давай поедим и решим, как нам быть дальше.
Лили просияла, улыбка теперь не сходила с ее личика, глаза лукаво поблескивали, время от времени она прикасалась ко мне, чтобы удостовериться, что у нее, в самом деле, есть друг. Со дна корзинки извлекла небольшой узелок, в котором оказалась чистая рубашка, серебряная ложка и деревянная куколка – все пожитки девочки.
- Так ты с самого начала знала, что я возьму тебя? – догадался я.
- Нет, но я приготовила это давно, я все равно бы ушла от тетки.
- Она твоя родная тетя?
- Да нет, она мне почти никто, просто два года назад папа и мама погибли в пожаре, а меня городской совет решил отдать какой-нибудь бездетной родственнице, вот тетка Кло и взяла. В огне почти все сгорело, но кое-что уцелело, она забрала все себе. Эта ложка – единственное, что осталось у меня от тех времен, я нашла ее после пожара, я часто приходила туда потом. Мне иногда казалось, что родители живы и ждут меня. Они так любили меня.., - вздохнула девочка.