Хрустел под копытами снег, поскрипывали полозья, едущие впереди воины внимательно осматривали путь – белую ленту реки обступал, словно сдавливал, лес, подходя иногда настолько близко, что казалось: вот-вот и исчезнет река, скроется из виду дорога, поглощенная корявыми тяжелыми ветками.
После полудня заметили прорубь. Две женщины в овчинных полушубках и глухо повязанных платках полоскали белье. Лиц их не было видно, красные от холодной воды руки напоминали гусиные лапы. Услыхав лошадиное ржание, обе тревожно подняли головы – старуха и молодица – заоглядывались на берег – не кликнуть ли мужиков? Молодица прищурила глаза, всмотрелась… Выплеснувшийся из-за облака луч солнца вспыхнул на шлемах воинов, заиграл на наконечниках копий, на круглых умбонах щитов… Женщины облегченно вздохнули. Свои! Кому ж тут еще оружному взяться, как не ладожскому наместнику, князю Хельгу-Олегу?
Бросив белье, обе поклонились:
– Здрав будь, князь-батюшка!
Поклонился и ярл – знал, не рабыни то, свободные жены:
– И вас пусть берегут боги. Келагаст-людин здрав ли?
– Здрав, хвала берегиням. На охоту ушел, вас-то к обеду еще ждали.
– Задержались, – коротко ответил ярл, поворачивая коня к пологому берегу.
Келагастова усадьба была погостом – местом, куда свозилась дань с ближайших хуторов, к моменту появления Хельги с дружиной все было уже приготовлено, ждало в амбарах, только вот ярл решил тогда все на обратном пути забрать, чтоб не тащить лишний груз в пашозерскую сторону, теперь вот – забирал. Усадьба Келагаста – просторная, в полдесятка изб и амбаров – располагалась на пологом холме средь высоких, рвущихся к небу сосен. За частоколом – частью старым, а частью уже и новым, из смолистых бревен – побрехивали собаки, в распахнутые ворота, навстречу показавшемуся из-за ольховых зарослей обозу, с радостным гомоном бежали дети, смешно переваливаясь в сугробах. Еще бы им не радоваться! Люди, кони, оружие – этакое-то развлечение! Взрослые стояли молча, сурово. Смотрели выжидательно, теребя в руках снятые шапки, – княжий наместник за данью впервые – как-то все будет?
Въехав за частокол, дружина спешилась. Серебром блеснули на солнце кольчуги, загорелись щиты – алым и густо-синим, заиграли золотым шитьем плащи. Кони – ах, какие кони, какие красавцы, вороные, каурые, белые, словно первый выпавший снег, – нетерпеливо перебирали ногами. Позвякивала сбруя, украшенная у кого тщательно начищенной, пылавшей в солнечных лучах медью, а у кого и серебром-златом, разноцветные чепраки соперничали по красоте с плащами всадников. Разглядев дружину, тут уж и не только ребятня удивленно пооткрывала рты. Не показывая вида, Хельги-ярл был очень доволен произведенным впечатлением. Он давно уже – с тех пор как били в голове барабаны и чужая душа сливалась в одно целое с его разумом – научился перенимать многое у других, независимо от звания, и не стеснялся этого делать. Вот и на этот раз, отправляясь в полюдье за данью, приказал дружинникам надеть самое лучшее. И взять лучших коней – двое саней везли для них овес и сено. Хорошо запомнил ярл беседу с киевским отроком Порубором о том, что по одежке встречают, да и не только встречают… Хорошая одежка и вести себя заставляет соответствующим образом, и уважение вызывает. Посмотрев на все это великолепие, на коней, на серебристые кольчуги, на дорогие плащи, любой уважительно кивнет – не шпыни какие-нибудь явились заданью, не голь-шмоль перекатная, кои сегодня есть, а завтра нет, а княжьи солидные люди, которые, по всему видать, не одной этой данью живут-пробавляются – потому и лишнего не возьмут, и зря заедаться не станут. Однако свое заберут, и перечить им не след – вон оружие-то да кольчуги на что?
Спешившись, Хельги-ярл неторопливо подошел к крыльцу самой большой избы и, сняв с головы остроконечный, ярко блестевший шлем, поклонился седобородым дедам, вышедшим ему навстречу. Выказывал уважение хозяевам, а как же иначе? Вежливость только рабы считают признаком слабости, а здесь были свободные люди. Не захотят платить – уйдут в леса, ищи их там потом, выковыривай! И так-то платили время от времени… потому, наверное, хитрый Рюрик так легко и расстался с этой лесной землей, передав право сбора дани молодому ярлу.
Поднимаясь по широким ступенькам крыльца, ярл обернулся к Снорри. Тот кивнул, приложив руку к сердцу, мол, не беспокойся, расхолаживаться особо не будем. Часть воинов зашла вслед за ярлом в избу, а часть осталась у лошадей, пара даже выехала за ворота – на стражу, мало ли что может случиться, места-то глухие. Снорри тоже не уходил со двора, его синий плащ мелькал то у ворот, то за амбарами, то у колодца с высоким шестом-журавлем. Двое дружинников встали у коновязи, уперев в снег острые концы щитов. Собравшиеся вокруг мальчишки смотрели на них круглыми от восторга глазами, и нельзя сказать, чтоб молодым воям не льстило такое внимание.
– Посматривайте, – проходя мимо, шепотом бросил им Снорри. – Скоро вернется их бонд, Келагаст, с охотниками. Встретьте уважительно, чинно, но чтоб видели – ежели что…
Келагаст с охотниками вернулся быстро. Видно, оставшиеся в усадьбе все ж таки послали за ним, а как же? Такое дело. Крепкий широкобородый мужик, не молодой, но и не старый, руки – почти до земли, кулаки – молоты, недобро прищуренные недоверчивые глаза – староста погоста производил впечатление человека, уверенного в своих силах и – что тоже немаловажно – в силах своих людей, коих у него насчитывалось… раза в три-четыре больше, чем в дружине Хельги. И все – охотники, крепкие мужчины, привыкшие управляться рогатиной и меткой стрелою не хуже профессиональных северных воинов-хускарлов. На языке славян Келагаст, хоть и был по роду весянином, говорил неплохо, как и почти все здесь, не то что, скажем, на дальних пашозерских погостах. Нередко заглядывали сюда и купцы, да и по соседству селились славяне, забираясь в глубь весянских лесов все дальше и дальше. Жили большей частью мирно, хотя, конечно, случалось всякое, все ж люди, бывает, и поссорятся, перейдут один другому дорожку… Но такого, чтобы вырезать весь род, причем самым зверским образом…
– Нет, – покачал головой Келагаст, оставшийся по настоянию Хельги, для тайной беседы. – Не будут венеси… – так он называл людей славянского племени, – …в бесчестии кровь проливать. Тут кругом они не одни, а наши стрелы метки. – Старейшина с усмешкой посмотрел на молодого ярла.
– Стрелы моих людей тоже не летят мимо цели, – заметил тот. – Но не в этом дело. Вы согласны с размером дани?
– Нет! – Глаза Келагаста вспыхнули яростью. Хельги положил руку на меч.
– Но вы платили так всегда, издавна, – холодно напомнил он.
– Издавна? – резко встав из-за стола, весянин захрипел, наливаясь кровью. – Издавна? Нет, князь. Были времена, когда не было вашего волчьего племени… Ничего, они еще настанут…
Он неожиданно проворно обхватил мощными руками шею ярла. Старейшина не упускал случая показать свою силу. Впрочем, Хельги был готов ко всему, как и любой викинг. Ладонями он треснул старосту по ушам, хрящеватым, большим, заросшим седым диким волосом. Оглушенный, Келагаст на миг ослабил хватку… Этого ярлу вполне хватило, чтобы приставить острие меча к его сердцу.
– Ну, чего ж ты ждешь? – ненавидяще прохрипел весянин. – Убей
– Нет, – Хельги вдруг улыбнулся. – Предлагаю продолжить беседу. Согласен?
– Продолжить? – Келагаст задумчиво сдвинул брови. – Ты этого хочешь?
– Конечно, ради того и приехал. – Хельги положил меч на стол перед собою. – Поверь, мне нет никакого проку от мертвеца. Итак, мы говорили о дани, – напомнил он. – Объясни, с чем ты не согласен?
– Проворен ты управляться с мечом… – поглаживая шею, пробурчал староста. – Говоришь про дань? Ну, так слушай. – Келагаст как ни в чем не бывало уселся на лавку, жестом прогнав заглянувшего было в дверь людина. – Прошлое лето дождливое выдалось, плохо уродилось жито, а вынь два десятка мешков да положь! Зверья в лесу тоже мало – неудачна охота, ты сам видел – снег, да и морозно было… Мед? Ну, меду, пожалуй, хватит.