— Мой нос уже ушел.
Не стоит верить в чудесные изречения, которые Боссюэ приписал умирающей. Генриэтта сказала только одно: «Мне кажется, мой нос уже ушел». Инуит трогает свой нос, тянет за него, чтобы убедиться в том, что он жив. Инуиты тянут себя за нос или просят об этом других, желая доказать им, что они не превратились в духов, в призраков, в демонов. Желая доказать, что нос у них не отвалился, как это бывает с мертвецами, когда раскапывают их могилы.
Глава LXXII De natura deorum [145]
Захлебываясь кровью, распростершись на больничной каталке, 27 января 1997 года, закинув голову и борясь с жестоким кровотечением, которое поднималось, точно прилив, из глубины легких и выплескивалось изо рта, я уже начинал умирать. Внезапно я почувствовал, что умирать — приятно. В умирании есть свой экстаз. Древние греки говорили об апатии ухода. Я и раньше встречал Жерома Эке[146] в катакомбах госпиталя Святого Антония, но по-настоящему мы увиделись только тогда, когда нас везли на каталках по коридору в один и тот же день, в один и тот же час. Мы, двое друзей, умирали одновременно. Говорят, бамбуки, принадлежащие к одному виду, цветут одновременно и умирают одновременно, даже если их вырастили на разных концах планеты.
В Жиронде недовольные мертвецы подсказывали живым, какое количество заупокойных служб им потребно для того, чтобы попасть в Рай, оставляя на стене кровавые отпечатки рук.
Они взывают к живым.
Душа жаждет не покоя в ином мире, но, скорее, пребывания в Силе.
Во время погребальной церемонии Сати индийская вдова приносит себя в жертву на трупе своего супруга, оставив предварительно красный отпечаток ладони на двери дома. Это вещественное свидетельство ее жертвоприношения (след руки, окрашенный кровью ее тела, сгоревшего в пламени костра).
Иокаста[147] убивает себя на пороге фиванского дворца. Перед тем как упасть наземь, она оставляет кровавый отпечаток ладони на доме Эдипа. Это снова Сати, но обращенное к Эдипу. Своим жестом Иокаста подтверждает, что эта жертва посвящена ее мужу (в первую очередь Эдипу-мужу, а не Эдипу-сыну). Такова любовь Иокасты к Эдипу. Но Эдип был не тем мужчиной, который внял бы призыву женщины в женщине. Он любил в женщине мать.
Так багрянец sub sole (под солнцем) скорбит о мраке in utero (материнской утробы).
У первого человека рот был багровым от крови. Римляне говорили о нем: «Первый человек был первым богоборцем». Разверзнув окровавленные уста, он говорил другим людям: «Experiar deus hic» (Я съем бога, и бог нальется кровью, как люди). И он открывал рот, и его рот впрямь был полон крови. Тогда боги пожелали гибели рода человеческого, который похитил их тайну. И человек превратился в волка, поскольку он давал человеку съесть человека. Вот почему первый человек у римлян был назван Волком — Lykaon. Лик свирепости — Violentiae vultus. Образ гордости — Imago feritatis.
Пенфею[148] нанесла смертельный удар его собственная мать, она растерзала тело на части и съела родного сына заживо, — одни лишь матери умеют так пожирать своих младенцев.
Под конец мать отрывает от его тела голову. Она поднимает ее за волосы. Она вопрошает, глядя на голову своего сына, обагренную кровью:
— Ну же! Осмелься назвать мне имя твоего отца!
Ибо в те времена матери пожирали мужчин, подобно волчицам, и поносили свои жертвы до последнего мгновения, до последнего их вздоха.
Глава LXXIII
Цитадель скорби
Некогда христиане называли «Castrum doloris» (цитадель скорби) часовни, где отпевали покойников, ибо помещения эти напоминали замки, обнесенные крепостной стеной.
Заупокойную мессу по Великому Конде[149] служили 10 марта 1686 года в соборе Парижской Богоматери.
Мадам де Севинье написала, что церемония, устроенная по этому поводу, «была самой пышной и торжественной из всех тех, коих удостаивались другие смертные». Жан Верен сделал в церкви зарисовки и отдал их граверам; потом эти гравюры были пущены в продажу в виде эстампов; Верен собственноручно писал красной тушью под каждым из них название — «Приют скорби»; траурное шествие возглавляли сто бедняков, которым выдали серые суконные плащи, башмаки и одно серебряное экю на человека; шатаясь от голода, мечтая об обещанном супе и вине, они шагали впереди, держа высокие свечи из белого воска.
147
114 Иокаста — в древнегреческой мифологии царица Фив, жена царя Лая, мать Эдипа, которому было предсказано, что он убьет отца и женится на родной матери. Оба предсказания сбылись. Узнав о том, что Эдип, за которого она вышла замуж вторым браком, ее сын, Иокаста повесилась.
148
115 Пенфей — в древнегреческой мифологии фиванский царь, который пытался запретить женщинам города, в том числе и своей матери, чествовать бога Диониса (Вакха), за что они в вакхическом неистовстве растерзали его.
149
116 Великий Конде (Людовик II Бурбонский, сын Генриха II, принц крови) — знаменитый полководец, генералиссимус Франции.