Мысли Лота блуждали далеко от Содома. То в Уре Халдейском, то в Дамаске, где впервые встретил будущую жену свою Иерасу, дочь погонщика царского каравана Мардохея. Лицо ее, озаренное светом костра, было похоже на цветок чертополоха. Иераса родилась близ золотой горы Табор… Сорвать такой цветок было нелегко. Лот изранил не только руки, но и сердце. Но это была судьба. Лия удалась в мать. Кого кольнет взгляд девушки, ощущает царапину на сердце. На лице ее горел отсвет далекого костра. Неужели он должен греть душу какого–то содомлянина? Да и есть ли у этих тварей душа? Что–то не замечал. Душа есть у Авраама. В ней умещалась Вселенная. Наблюдая звезды, Авраам пришел к потрясающему выводу. Заблуждаются язычники. Миром управляют не кумиры. Бог един. И Господь явился к нему, потому что разум Авраама созрел для того, чтобы воспринять истину. Но обладая истиной, превосходя других, Авраам остался снисходителен к людям, веря, что когда–нибудь и они достигнут его высоты. Лот тянулся за дядей, ибо видел его справедливость. Поссорились их пастухи, не поделившие пастбищ. Можно было их наказать, притушить разгоревшийся пожар. Так поступил бы Лот. Но Авраам поступил иначе. Он разделил страну, уступив Лоту лучшую ее часть, равнину у Иордана. И снова скитаться? Потерять в скитаниях близких? Душу его терзало предчувствие разлуки. Содомляне не простят, если чужаки спасутся одни. Да и куда бежать, бросив нажитое добро?
Он не догадывался, что его смятение открыто мне. Но что я мог ему объяснить? Датчики в состоянии понимать только то, что не раз происходило. На этот раз должно произойти нечто не укладывающееся в их сознании.
Снаружи было тихо, если не считать ликующих воплей содомских петухов. Я распахнул дверь. Над крышами мерзкого града потягивалась спросонок заря, невинная, как младшая дочь Лота. Вчерашнее происшествие казалось мне дурным сном. И вообще после такой ночи вся эта затея с датчиками, от кого бы она ни исходила, представлялась мне бессмысленной. С какой стати мы должны спасать одного из них? Правда, надо отдать ему должное — вчера вел он себя безукоризненно. К тому же, если мы не придем ему на помощь, погибнет и младшая дочь… Но спасать ее для кого–то из содомлян… Интересно, а ее жених вчера ломился в дом? Как это его имя? Ах, вспомнил — Азария! Я вернулся в дом. Ангел с черным крылом объяснил хозяину, что тот должен предупредить родственников: город будет уничтожен, поэтому надо бежать. Лот покорно слушал его, но на лице его было такое выражение, будто он хочет спросить что–то и не решается. «Не поверил, — догадался я. — Что ж, это его право».
Вспомнилось: долго сквозь сон доносилась до меня печальная молитва Кол нидрей, которую читал ночью хозяин. Молил он Господа забыть его слова, вырвавшиеся второпях, обидевшие кого–то…
Баюкала меня песня Лии, звучавшая в ее душе. Но мы, ангелы, слышали все…
В эту последнюю ночь в родительском доме снились ей горы галилейские. Плыла она по воздуху над золотыми склонами. Для нее одной цвели полевые лилии, маки, нарциссы, хризантемы.
Лот вернулся один. Родственники не поверили. Осмеяли его. Как это — город будет уничтожен, если никакого вражеского войска поблизости. Что–то с головой твоей стало, Лот! Заговариваешься…
Да и сам Лот не испытывал большого желания оставлять свой дом на разграбление содомлянам. Тогда мы силой вытолкали его наружу. Прощай, наш недолгий приют. В последний раз я оглянулся на два кипариса, по которым вчера догадались, еще не заходя в дом, что у Лота две дочери на выданье. Вдохнул запах смолистой хвои. На пригорке отчаянно жестикулировали сосны, словно порываясь следовать за нами. Но корни их крепко держала содомская почва.