Хаджа Ахмед изучил все доступные источники со свойственной ему неторопливостью и методичностью. Но, несмотря на все свои знания, Хаджа Ахмед скорее мастер, а не ученый и, как большинство искусных мастеров, прежде всего сугубо практичный человек. Похоже, знания приходили к нему главным образом через его руки с широкими и почти квадратными кистями, но деликатность и мягкость их прикосновения можно оценить даже по той осторожности, с какой эти руки наливали гостье стакан мятного чая.
В конце концов Хаджа Ахмед понял, что только сами доски древней ладьи являются ценнейшим для него материалом.
Разрешить головоломку можно, лишь сопоставляя и соединяя их, ощупывая каждую часть деревянного судна собственными руками; только тогда можно понять, как они состыковываются.
Тем временем он изучил все, что мог, относительно конструкций деревянных судов. В нильских мастерских Ма’ади, южнее Каира, и в Александрии, крупнейшем египетском средиземноморском порту, он наблюдал за строительством всевозможных судов: простых гребных лодок, удлиненных барок, которые так легко скользят по Нилу под латинскими парусами при северном ветре, и больших, пузатых барж «дахабийехс» с обрубленным носом и кормой, перевозящих пассажиров вверх и вниз по реке. Он порой участвовал в работе корабелов и, когда наконец понял суть их ремесла и обрел уверенность, сам построил много моделей нильских лодок в масштабе один к десяти; ныне они выставлены в музее. Между лодками, которые он изучал, и Царской ладьей, ожидавшей его в погребальной траншее, существовало одно огромное различие, но это поняли гораздо позже.
В конце июня 1955 года доктор Искандер завершил свою работу по консервации и извлечению верхнего слоя тростниковых циновок, но археологический сезон заканчивался. Египетское лето вступило в свои права на пустынном плато. Внутри корабельной траншеи влажность была намного выше сухой атмосферы снаружи, а температура — намного ниже. Поэтому решили снова изолировать ладью в траншее на весь жаркий период, который длится здесь примерно до конца нашей европейской осени. Наконец, в декабре деревянные щиты были убраны, и Хаджа Ахмед установил над траншеей придуманные им устройства для подъема из нее частей ладьи. Эти довольно простые устройства представляли собой деревянные щиты, подвешенные непосредственно над местом работы на канатных блоках, что позволяло поднимать или опускать их на нужную глубину, не прикасаясь к деревянной обшивке Царской ладьи.
Хаджа Ахмед взял на себя огромную ответственность. Каждая деталь древней лодки была уложена в траншею с необычайной аккуратностью, и сделали это, по-видимому, те же самые люди, которые строили ладью и точно знали, как сочетались ее различные части. А теперь эти части предстояло поднять из траншеи человеку, лишь смутно представлявшему, как их собирать, и который к тому же прекрасно понимал, что малейшая его ошибка может навсегда погубить ценнейший экспонат.
Другой человек на его месте, наверное, испугался бы и не смог бы решить, какую из корабельных досок следует поднять первой, зная, что от этого зависело слишком многое, если не все. Осторожное и серьезное отношение Хаджи Ахмеда к этой задаче позволило ему преодолеть свою неуверенность и принять на себя всю ответственность за операцию, значение которой было неизмеримо. Легко распознавались весла, и здесь не возникало никаких трудностей, но что представляли собой доски набора и обшивки корпуса ладьи, как они соединялись между собой — все это на данном этапе оставалось в области чистых догадок. И действительно, первая же деталь, поднятая из траншеи и описанная в регистрационном дневнике, доставила позднее Хадже Ахмеду немало неприятностей. Этот деревянный столбик в действительности оказался опорой небольшого паланкина в носовой части судна. Но затем работа пошла легче. Проблемы возникали одна за другой: как извлечь из траншеи непрочные или растрескавшиеся части ладьи или, например, длинные доски бортовой обшивки?
В траншее оказалось тридцать слоев. Каждый слой фотографировали и снимки делали метр за метром, чтобы точно зафиксировать каждую часть слоя по отношению к соседним. Затем фотографировали отдельные участки слоя, зарисовывали и нумеровали и только после этого их извлекали из траншеи. Под навесом реставрационной лаборатории, устроенной рядом с траншеей, каждую деталь Царской ладьи описывали и регистрировали самым тщательным образом одновременно на английском и арабском языках, затем осторожно очищали пылесосными щетками и обрызгивали для сохранности тонким слоем поливинилацетата. Под наблюдением доктора Искандера отдельные части ладьи по мере надобности пропитывали раствором смолы Маркона в ацетате (соли уксусной кислоты) для их консервации и сохранения, а также двухпроцентным раствором ДДТ, чтобы отпугнуть насекомых.
Хаджа Ахмед уже понял, что отдельные части большой ладьи были уложены в определенной последовательности, и это давало ему надежду восстановить ее в первозданном виде. В той же самой последовательности все части Царской ладьи, по мере того как они были извлечены из траншеи, описаны и соответствующим способом обработаны, укладывались под навесом реставрационной лаборатории.
Схожие по конструкции или имевшие, по-видимому, аналогичное назначение части ладьи зарисовывались в траншее и затем укладывались в лаборатории в том же порядке. Этот метод оказался особенно удачным по отношению к деревянным щитам, лежащим сверху. Под конец выяснилось, что они были частью опалубки и некоторые из них служили стенками и полом палубной каюты. Если бы это не удалось установить, пришлось бы долго ломать голову, как соединить эти щиты с другими частями судна.
Это было несомненно самым выдающимся археологическим подвигом в районе пирамид Гизе после открытия Райзнером вторичного захоронения царицы Хетепхерес, совершенного тридцать лет назад. Кстати, вся работа по выемке и реконструкции Царской ладьи проводилась методом, разработанным Райзнером. Д. Данхэм, участник экспедиции Райзнера, а позднее куратор отдела Египетского искусства в Бостонском музее изящных искусств, так описывает метод Райзнера: он производил расчленение, разделение на составные части найденного здания, или группы руин, или отдельного предмета. При этом методе отдельные детали древней находки зачастую утрачиваются. Однако при тщательном описании всех этапов работы, как признает сам Райзнер, ученые и археологи в будущем смогут восстановить находку в ее первоначальном виде, и это оправдывает подобного рода расчленения. После открытия погребения Хетепхерес и других, менее значительных находок Райзнер выработал метод раскопок в помощь будущим археологам: следует изучать каждый квадратный фут, фотографируя, зарисовывая и описывая каждый определенный предмет и неопределенный фрагмент на месте его находки и по отношению к другим фрагментам, и все, все записывать!
Тот же самый принцип применялся и при раскопках Царской ладьи: точное описание мельчайших деталей и на месте погребения, и в лаборатории, во время реставрации, величайшая осторожность при консервации хрупких частей, но прежде всего неторопливость и обдуманность каждого этапа, чтобы само время могло указать на ошибки археолога прежде, чем они станут непоправимыми. Все это составляло основу методики Райзнера. Хотя сам Хаджа Ахмед и не участвовал никогда в раскопках Райзнера, он усвоил его тончайшую технику, когда реставрировал деревянную мебель из гробницы Хетепхерес.
Хаджа Ахмед работал в корабельной траншее. Искандер и Заки Нур, в то время главный куратор всего района пирамид, занимались определением, консервацией и сохранением извлеченных предметов непосредственно в лаборатории. Однако задачу подъема Царской ладьи из ее захоронения Хаджа Ахмед взял целиком на себя. Это решение до известной степени объяснялось его почти мистическим чувством близости с далеким прошлым, особенно с древними мастерами: камнерезами, ювелирами, гончарами и корабелами. Здесь, в одиночестве, в корабельной траншее, где его никто не беспокоил, он как бы вживался в прошлое и в сущность того, что лежало перед ним. Когда он держал в своих руках деталь ладьи, ощущал ее вес, оглаживал ее своими короткими чуткими пальцами, он находил ответы на многие загадки.