Шестнадцать поперечных опор, или бимсов, массивных изогнутых распорок, каждая вырезанная из целого кедрового ствола, были вставлены внутрь корпуса и связаны с его досками, укрепляя тем самым каркас Царской ладьи. С бимсами были связаны ряды из семи подпорок с раздвоенными концами, которые, в свою очередь, поддерживали длинный стрингер, или доску днища, проходящего посередине судна. Этот стрингер обеспечивал продольную прочность корпуса в дополнение к сорока шести поперечным балкам, или распоркам, скрепленным со стрингером пазами через равные промежутки. Концы этих распорок входят в пазы бортовых досок обшивки обеих сторон ладьи. Одна из этих распорок, расположенная спереди средней части корпуса, была гораздо толще и шире других, и Бьёрн Ландстрём предположил, что к ней, видимо, крепилась раздвоенная книзу мачта. Однако никаких следов этой мачты или каких-либо иных предметов парусного снаряжения в корабельной траншее не обнаружено.
На поперечных распорках по обоим бортам ладьи лежали длинные боковые доски — опоры палубного настила. На этих двух опорах лежали поперечные доски самой палубы; они были закреплены в пазах, но не намертво. В носовой части десять тонких столбиков поддерживали маленький балдахин или навес. Их капители представляли собой изящно вырезанные стилизованные бутоны, папируса, такие же, как на резных колоннах главного балдахина. Не совсем понятно, для чего предназначался этот навес. Чтобы оберегать от солнечного зноя изображения божества? А может быть, просто лоцмана? Или капитана, или его первого помощника, или еще кого-нибудь из команды? А может быть, под этим навесом сидел жрец, возглавлявший церемонию священного плавания?
Главная палубная каюта занимала всю кормовую часть ладьи и состояла из двенадцати деревянных экранов, или панелей, по пяти с каждого борта и по одной спереди и сзади. Двойная дверь с задвижкой изнутри вела со стороны носа ладьи в маленькую прихожую, и вторая аналогичная дверь отделяла прихожую от самой каюты. Внутри ее три деревянные колонны с пальметтами наверху, похожие на колонки тронного кресла царицы Хетепхерес, поддерживали центральную опору крыши каюты. Еще одна дверь выходила в сторону кормы ладьи. Двери с носовой части в прихожую и вторая — в каюту были сдвинуты по отношению одна к другой, чтобы гребцы, которые стояли (или сидели?) на передней палубе, не могли заглянуть внутрь. Внутри каюты жарким летним днем, вероятно, царили влажная духота и полумрак. Кроме дверей, здесь не было никаких иллюминаторов или других отверстий для вентиляции. Однако, по утверждению Хаджи Ахмеда, на корабле имелось одно весьма хитроумное приспособление для вентиляции каюты: она была окружена колоннадой из тридцати шести колонн с такими же капителями в виде бутонов папируса, которые поддерживали тонкие поперечные планки, находившиеся примерно в пятнадцати сантиметрах над крышей каюты. Хаджа Ахмед полагает, что этот легкий каркас поддерживал вторую кровлю скорее всего из камышовых циновок с ярким геометрическим узором, подобную — тем, что часто изображаются над лодками на стенных росписях более позднего периода. Если эти циновки постоянно поливали речной водой, они играли роль пусть первобытного, но весьма эффективного кондиционера, создавая путем испарения слой охлажденного воздуха между этой кровлей и каютой. Навес из циновок простирался не только над самой каютой, но и над носовой частью палубы ладьи, прикрывая гребцов от лучей палящего летнего солнца.
На Царской ладье насчитывается пять пар гребных весел на передней палубе, длиной примерно от шести с половиной до восьми с половиной метров, и еще два рулевых весла на корме, длиной чуть более шести с половиной метров. Лайонел Кассон, тщательно изучивший древние суда Средиземноморского бассейна, полагает, что ладьи подобного типа вообще тянули на буксире другие лодки, а гребные и рулевые весла Царской ладьи служили главным образом для того, чтобы удерживать се на избранном курсе. Это вполне возможный вариант, ибо, как мы увидим позднее, при веслах на подобных судах находились вовсе не матросы, а лица, исполнявшие более важные роли в ритуальном обряде.
Так или иначе, Хадже Ахмеду пришлось пять раз собирать огромную ладью, прежде чем ее поместили в музее близ Великой пирамиды Хеопса. Первая полная реконструкция была завершена в 1968 году, через десять лет после того, как началась работа с подлинными, древними частями корабля. Из-за того что сразу не удалось решить вопрос о местоположении музея, Царскую ладью разбирали и снова собирали еще много раз. Хаджа Ахмед уверен, что последняя, пятая реконструкция — самая удачная. Под конец он сумел сократить сроки сборки с почти двух лет до трех месяцев, настолько он освоился со всеми составными частями гигантской головоломки.
Собранная Царская ладья имеет 43,4 метра в длину и 5,9 метра в самой широкой части корпуса. Ее глубина, измеренная по вертикали от верхнего палубного настила до середины нижнего стрингера днища, то есть в самом широком месте, равняется 1,78 метра. Максимальная осадка судна в этом месте составляет 1,48 метра, водоизмещение — около 45 тонн. На воде доски корпуса разбухали, веревочные связки туго натягивались, и ладья превращалась в прочное, гибкое и водонепроницаемое судно. Корабль со сшитыми встык досками корпуса кажется на первый взгляд необычным, однако в действительности до недавнего времени это был типичный способ постройки морских судов по всему Арабскому заливу и во всех портовых городах Индийского океана. Сегодня эта традиция постепенно уходит в прошлое, хотя некоторые образцы подобных судов все еще можно встретить в таких портах, как Дафар. Но когда-то «сшитые» корабли широко использовались для оживленной морской торговли с Китаем и доходили от Арабского залива до Кантона, Фучжоу и других южнокитайских портов. Лайонелл Кассон указывает, что античные историки знали «сшитые» корабли: это были самые древние, примитивные суда Средиземноморья. Например, Вергилий описывает, как Эней переправлялся через Стикс на «сшитом челне».
В современном Египте уже нет «сшитых» судов. И сегодня трудно сказать, был этот способ типичным для всех древних корабелов Египта или использовался в исключительных случаях, для постройки таких роскошных и специфических судов, как Царская ладья. Точно так же мы не знаем, сохранилась эта традиция до поздних времен или была характерна только для судов эпохи Древнего царства. Как это бывает со всеми великими археологическими открытиями, Царская ладья поставила столько вопросов, что ответить на них, возможно, удастся лишь после новых аналогичных находок, да и то вряд ли. И в то же время в процессе восстановления Царской ладьи мы узнали о кораблях и технологии судостроения в древнем Египте гораздо больше, чем знали до сих пор.
Глава шестая
Суда и судостроение
в эпоху Древнего царства
Спустился я к морю, и вот — судно: сто двадцать локтей в длину и сорок в ширину и сто двадцать моряков из Египта. Озирают ли они небо, озирают ли землю — сердца их неустрашимее, чем у льва. И возвещают они бурю до прихода ее и грозу до наступления ее[9].
Так начинается повествование, рассказанное потерпевшим крушение моряком, о шторме, гибели судна и о чудесном спасении благодаря золотому дракону с лазуритовыми бровями, — восточная сказка, достойная самого Синдбада-морехода.
К тому времени, когда была впервые записана эта «Сказка потерпевшего кораблекрушение», очевидно в эпоху XII–XIII династий, то есть в начале II тысячелетия до нашей эры, египтяне были мореходами по крайней мере уже в течение тысячи лет. Они доходили по Средиземному морю до Сирии и берегов Киликии, а по Красному — до Африканского Рога и за его пределы.
Из города-порта Коптоса, расположенного на Ниде чуть севернее Луксора, они пересекали восточную пустыню по традиционному и тем не менее весьма опасному пути через вади Хаммамат, где многие из них оставили свои имена или записи на придорожных утесах, и доходили до портового города Косеир на Красном море. Отсюда, из Косеира, начиналось уже настоящее плавание по морю: около 1300 миль вниз по Красному морю до земли Пунт, полулегендарной страны, которая, как считали, находилась где-то вблизи Баб-эль-Мандебского пролива, в нынешнем Сомали, и откуда с древнейших времен привозили в Египет золото, благовония, леопардовые шкуры, слоновую кость и черное дерево.
9
Повесть о Петеисе III. Древнеегипетская проза. Перевод М. А. Коростовцева. М., 1978, с. 39.—