— Понятно. И еще вопрос… Почему она приехала в роддом так поздно?
— Улита собиралась. Грузовик с вещами застрял в пробке.
— Еще немного — и ребенок родился бы в дороге!.. Мы пытались сделать ей укол — у нас вскипело лекарство в ампуле! А ее кожа! Об нее ломаются иглы шприцов!
— Мышцы напряжены… — предположил Эссиорх.
— Где мышцы? В коже?.. Поверьте, я могу отличить! Но главное: у вас какие-то непонятности с личными данными. Биологически — это молодая женщина, а компьютер выдает, что ваша жена… — докторша испуганно посмотрела на Эссиорха и замолчала.
— Да-да, продолжайте! — сказал он ободряюще.
— …умерла сорок лет назад…
Эссиорх с облегчением улыбнулся:
— А, вы об этом! А я уж испугался: что-то серьезное! Да не умерла она! Просто на Лысой горе на нее наложили лунатическое заклятие. Она — в Москве уже — стала бродить ночами и свалилась с двенадцатого этажа на асфальт! Сломала палец на ноге, ей было очень больно, она потеряла сознание, ее посчитали за мертвую и похоронили. А ночью Улита очнулась и вылезла из… Что с вами?
— Ничего… Не могли бы вы подождать снаружи? Я… мне надо идти!
— Я же не закончил!
— Потом… потом…
Докторша тихо попятилась и, защищаясь схваченной со стола папкой, скрылась где-то в недрах отделения. Хранитель улыбнулся. Он давно разобрался, что лучший способ, чтобы тебе не поверили, — говорить правду, и одну только правду.
Эссиорх вышел на улицу. Он так волновался за Улиту, что не мог сидеть и ходил под тополем. Рядом на скамейке помещался небольшой гладковыбритый мужичок, то и дело таинственно подносивший к губам обмотанную скотчем ручку зонтика.
— Не мельтеши, новичок! Голова от тебя болит. Хочешь? — предложил он Эссиорху, протягивая ему зонтик. Хранитель увидел, что к ручке зонтика скотчем примотана бутылка.
— Если будешь брать, не оборачивайся и не смотри на шлагбаум. Он за нами наблюдает. Умный, блин! Тут все умные! Один ты новичок! — зашептал мужичок.
Эссиорх ощутил себя персонажем Франца Кафки:
— Кто за нами наблюдает? Шлагбаум?
Мужик с зонтиком хихикнул:
— Нет, ну разве я был не прав, когда сказал, что ты новичок? Охранник… Кстати, мы сидим именно под тем самым окном! Второй этаж! Они появляются на свет здесь! Я все досконально изучил.
— Кто появляется?
— Дети. У меня три дочери, и сегодня рождается четвертая. С точки зрения любого китайца, я абсолютно бездетный человек. Выйдут замуж и станут всякими Булкиными, Жулькиными… Представить противно!
— Так, может, не выйдут еще? — утешил его Эссиорх.
— А не выйдут — еще хуже, только нервы измотают, — мужичок снова поднес к губам ручку зонтика. — У тебя-то самого кто? Дочь?
— Нет, — сказал Эссиорх виновато. — Не совсем.
За это «не совсем» мужичок с зонтиком посмотрел на него, как матрос на недобитого буржуя.
— Ну вот! — сказал он сквозь зубы. — Некоторым сразу везет! А то сидишь тут, сидишь!
Отец четырех дочерей нахохлился, поднял воротник пиджачка и больше зонтик не предлагал. Эссиорх отошел от него шагов на пять и, встав у тополя, стал смотреть на большое закрашенное окно с большим кондиционером справа. Кондиционер тихо гудел, из трубки под ним капала вода.
Прошел час, еще полчаса. Никаких звуков с той стороны окна не доносилось, но несколько раз в том месте стекла, где краска была содрана, образуя небольшой, с ладонь, участок, мелькали обеспокоенные лица. Кто-то выглядывал наружу, потом опять исчезал. Внутри явно происходило что-то волнительное. Эссиорху даже показалось, что там мелькнули и знакомые ему черепаховые очки.
Хранителю Сфер становилось все беспокойнее. Он то начинал ходить, то останавливался и ключом от мотоцикла ковырял кору на тополе. Эссиорх не был первым, додумавшимся до этого. На коре, если приглядеться, можно было разглядеть множество дат и имен.
Родитель четырех невест приложился к зонтику еще раз, и его потянуло на разговоры.
— Вот я люблю своих детей. А любит ли меня кто-нибудь из моих детей? Вот в чем вопрос! — громко вопросил он, обращаясь к пространству.
Пространство не отозвалось, и отвечать пришлось Эссиорху:
— А что, никто из детей вас не любит?
— Я не говорю, что не любит. Я спрашиваю: а любят ли? Вот в чем вопрос!
Эссиорх почесал щеку, пытаясь осмыслить разницу.
— Вы кто по профессии? — спросил он.
— А-а, никто! Наполняю, впрочем, стул… — без интереса протянул многодетный, изобразив на лице некую подневольную деятельность.
— А по образованию?
— Философ, — с легкой застенчивостью сказал многодетный.