Вскоре он услышал, как Орнольф, стоя на носу, распространяется о том, какой разгром устроите Дуб-Линне вместе со своей командой. И только потом, подробно рассказав людям о грядущих удовольствиях, он велел дюжине викингов остаться, что, конечно же, вызвало взрыв проклятий и ожесточенные споры.
— Отец…
Торгрим поднял взгляд. Харальд стоял рядом с ним. Мальчишка словно держал перед собой невидимый щит, не пропускавший ярость Торгрима. Даже в самом мрачном своем настроении, ненавидя весь мир, Торгрим все еще любил своего сына.
Торгрим что-то промычал в ответ.
— Отец, я с радостью останусь с тобой на вахте или сменю тебя, чтобы ты мог пойти с остальными.
Торгрим выпрямился и посмотрел на сына. «Добрый и честный юноша», — подумал он. Эти черты характера Харальд унаследовал от матери. Потому что, черт возьми, он явно не мог позаимствовать их ни у Орнольфа, ни у самого Торгрима.
— Нет. Иди. Ты это заслужил, — отрывисто проговорил Торгрим.
Харальд кивнул, пытаясь скрыть облегчение, а затем повернулся и поспешил прочь. Орнольф Н еугомонный уже вел своих людей по дощатому настилу в сторону медового зала.
Торгрим сел на ахтердеке[21], завернувшись в меховую накидку, и уставился на воду. Викинги, которых вынудили остаться с ним, уселись кружком на палубе и принялись напиваться, бросая недовольные взгляды на корму. Они винили Торгрима в том, что им пришлось остаться. Торгрим понимал это, и ему было наплевать.
Торгрим не знал, как долго он смотрел на то, как река Лиф- фи медленно тает в закатных сумерках. Его ничто не отвлекало, и поток мыслей превратился в неконтролируемый поток отвратительных эмоций: злости, уныния, ненависти… Он знал, что должен встать, пройтись, чем-то заняться, — сидя здесь, он лишь потакал мрачному настроению, — но просто не мог себя заставить.
С носа корабля доносились голоса, но Торгрим не обращал на них внимания, думая, что это снова жалуются те, кого не взяли в медовый зал.
И вдруг раздался громкий звук удара, заставивший его подпрыгнуть: кто-то поднял и уронил палубную доску. Торгрим с раздражением оглянулся в сторону звука. Уже воцарилась глухая ночь, на востоке мерцали бесчисленные звезды. Викинги, оставшиеся на корабле, поднимали палубный настил, чтобы показать сложенный под ним груз. Кто-то, кого Торгрим не узнавал, взобрался на драккар, чтобы осмотреть его. Олаф Желтобородый держал для него фонарь.
Торгрим с рычанием поднялся и двинулся вперед. Его люди спешили убраться с дороги, и их бледные лица, полные тревоги, бесили Торгрима еще больше.
— Это что такое? — требовательно спросил Торгрим.
Сигурд Пила нервно закашлялся.
— Этот малый сказал, что должен подняться на борт.
Торгрим взглянул на пришедшего сверху вниз. Тот был одет как северянин. Как богатый северянин. Роскошные одежды обтягивали его пышные телеса.
— Я Асбьерн, — представился незнакомец, потирая руки. — Смотритель порта.
Он говорил надменно и строго. Викинги переминались с ноги на ногу. Кто-то прочистил горло. Торгрим ощущал, как внутри нарастает гнев.
— И что с того?
— Я пришел проверить ваш груз. О пределе иная доля должна отойти королю Орму.
Торгрим лишь молча смотрел на него. В молодые годы, находясь под влиянием волчьего духа, он к этому моменту уже прикончил бы смотрителя, но возраст научил его сдерживать ярость и гнев. Довольно долго.
Сигурд подошел ближе.
— Торгрим, позволь мне с ним поговорить, не стоит тебе утруждаться.
— Нет, — ответил Торгрим, отталкивая Сигурда в сторону, не сильно, но с чувством. И, обратившись к Асбьерну, сказал: — Проводи свой осмотр и убирайся. Расчеты произведем утром.
Асбьерн хмыкнул, но, похоже, понял, что в данном случае следует отступить. Он склонился над снятым настилом, продолжая рассматривать товары. Команда «Красного Дракона» поднимала доски, а Торгрим, едва держа себя в руках, наблюдал за процессом.
— Это датские товары, — заметил Асбьерн, и в его тоне прозвучал намек на осуждение.
— Да, — сказал Торгрим.
— Но вы же норвежцы?
— Да. А ты разве нет? И разве это не норвежская крепость?
— Нет, не норвежская. — Асбьерн снова потер руки, словно пытаясь избавиться от грязи, в которой якобы перепачкался в трюме «Красного Дракона», и это окончательно вывело Торгрима из себя. — Дуб-Линн теперь датский порт, он является таковым уже больше года. А вам, — Асбьерн ткнул Торгрима пальцем в грудь, подчеркивая свои слова, — придется многое объяснять!