— Тут нельзя: торпедный аппарат, мешать будете.
— От кнехта подальше, а то тросом заденет.
— Проход к пулемету оставьте.
Солдаты послушно отодвигались, вплотную прижимались к надстройке.
— Тоже мне корабль, — проворчал кто-то, — нормальному человеку и усесться негде!
И все же, несмотря на тесноту, место находилось всем — и людям, и грузу, который они несли на себе. А он был внушительным. На спине у каждого бойца — туго набитый вещевой мешок, на груди — автомат, у пояса — лопатка в чехле, сумки с гранатами, фляга. Несли с собой десантники и пулеметы, минометы, катушки с телефонным проводом, ящики с минами и патронами. Тяжелые ноши, казалось, нисколько не мешали им. Двигались расторопно и бесшумно.
Пирс быстро пустел. Вскоре на нем остались только Травин и Семенов.
— Ну а где мне пристроиться? — спросил капитан.
— Прошу на мой катер. Удобнее нам обоим будет.
Они взошли на палубу головного катера. Тотчас во тьме загудели моторы. Матросы торопливо втянули на борт сходни. Тихие отрывистые команды — и вот уже отданы швартовы. Головной катер, а за ним остальные отошли от причала, развернулись и на малом ходу направились к воротам гавани.
Шли без огней. И чем дальше оставался за кормой город, тем, казалось, все более густая тьма окутывала небольшие корабли. Выйдя за боны, катера прибавили ход. Леденящий ветер ударил в лицо.
— Сошли бы вниз, в каюту, — предложил Травин.
— Здесь лучше, — ответил капитан.
Гул моторов заглушал голоса. Летели колкие брызги. Все ощутительнее покачивало. Не выпуская из рук штурвала, Травин через козырек мостика окинул взглядом палубу. Еле различались во тьме фигуры облепивших ее пехотинцев. Подняв воротники полушубков, они, сутулясь, отворачивались от ветра, теснее жались друг к другу.
— Туго им, — проговорил Травин. — И холодно, и качка.
— Ничего! — откликнулся капитан. — Народ привычный. На броне танка куда хуже.
Сдернув рукавицы, он достал портсигар.
— Курить можно?
— Можно. Только спичку прячьте.
Зажав в ладонях огонек, капитан прикурил папиросу и тотчас спрятал ее в рукаве. Командир звена на миг увидел его лицо — округлый подбородок, обветренные, в трещинах губы. Лицо показалось знакомым.
На палубе послышался говор. Капитан-лейтенант распознал голос матроса Гринько. Торпедист убеждал какого-то пехотинца:
— Ты не бойсь. Ты ж не на ялике каком-нибудь, а на корабле. Да еще с таким командиром, как наш. Знаешь, мы в какую погоду ходили. Волны — во! А нам нипочем. Чуешь?
Травин не удержался от улыбки. Гринько всего месяц на корабле. Чуть качка — жалко на него смотреть — позеленеет весь. А сейчас строит из себя просоленного моряка. Между прочим, держится молодцом: стыдно срамиться перед пехотой.
— Да что ты меня уговариваешь? — донесся еще более звонкий, совсем юношеский голос. — И не боюсь я нисколько. Подумаешь! Не в таких переделках бывали. А ты не храбрись. Завяжи шапку — уши поморозишь. Мороз, он не разбирает, кто ты — герой или так себе.
Матрос что-то буркнул, но потянулся руками к подбородку, завязал тесемки.
Летят катера по черному ночному морю. На борту — пехотинцы, люди сугубо сухопутные, но привыкшие ко всему и на обледенелой кренящейся палубе чувствующие себя как дома. Всегда с уважением относился к ним капитан-лейтенант.
Одно воспоминание сменялось другим.
Помнится, когда он был еще рядовым краснофлотцем, такой же морозной ночью шли катера с десантом. Тревожной была та ночь. Неожиданно на горизонте показались вражеские сторожевые катера. Командир медлил. Это был отважный человек, впоследствии известный всей стране Герой Советского Союза. Если бы катера были без десанта, он, не раздумывая, ринулся бы на врага. Но на борту кроме экипажа — десятки людей… Командир тронул за плечо старшину мотористов, приказал убавить обороты моторов. И тогда на мостике прозвучал твердый голос старшего лейтенанта-армейца:
— Не бойтесь. Мои орлы вынесут все. Действуйте как нужно.
Командир молча кивнул головой. Взревели моторы, и наши катера устремились навстречу врагу. Пехотинцы деловито готовились к бою. Укладывались поудобнее, проверяли оружие. Точно не на палубе, а в окопе.
Катера на полном ходу сблизились с противником. Тишину моря распороли очереди автоматов и пулеметов. И враг не выдержал натиска.
Пехотинцы были в большинстве совсем молодые. Но эти безусые парни показали себя настоящими героями. Когда катера прорвались сквозь вражеский дозор, они спокойно перезарядили диски автоматов, закрепили на плечах вещевые мешки. Некоторые забинтовали себе раны: кое-кого все-таки задело.