…Снилась Лена. Хохотушка и задира, с мальчишеской прической, тонкая и гибкая как молодой стебелек. Милая-милая, ближе которой нет у него никого на свете… После все удивленно поглядывали на доктора: ходил он рассеянный, задумчивый, и ласковая улыбка не сходила с губ.
Как-то в свободную минуту командир пригласил Клунина в каюту.
— Я давно хотел вас спросить, да случая удачного не было. Что с Еленой Дмитриевной?
Вздрогнул Семен. Это о Лене спрашивает командир.
— Не знаю… Отказалась она ехать со мной.
— Почему?
Семен не ответил. Командир осуждающе покачал головой.
— У вас далеко зашло с ней?
— Как это? — не понял лейтенант.
— Она не ждет ребенка?
«Ребенка?» — молнией пронизало мозг. Вспомнились последние слова Лены: «Иди. Мы и без тебя проживем». А он? Он даже не заметил этого «мы», потонувшего в рыданиях.
Лейтенант поднялся.
— Дурень! — схватился он за голову.
— Эх вы! — укоризненно сказал командир. — Уж врачу-то положено быть сведущим в таких делах.
Ночью всплыли. Наверху бесился шторм. Лодку так зашвыряло, что на ногах не устоять. И тут случилась беда с сигнальщиком Нефедовым. Вот ведь невезучий парень! Стал вылезать из рубочного люка, накрыло волной, бросило в сторону. Не сразу разыскали в темноте. В лодку втащили уже без сознания. Сейчас лежит на столе во втором отсеке. Осмотрел Клунин ногу сигнальщика. Открытый перелом. Кровь ручьем. Чуть растерялся лейтенант. Настоящую операцию надо делать. Командир стоит рядом.
— Спасайте человека, доктор!
Лейтенант перетянул ногу сигнальщика жгутом. Спешно проинструктировал своих помощников — вестового и боцмана, облачился в стерильный халат.
Работы много. Зашил порванные сосуды, чтобы остановить кровь. Бусины пота катятся по лбу. Их торопливо стирает ваткой вестовой Воробышкин. Сигнальщик вскрикивает, открывает глаза.
— Потерпи, — бросает ему врач.
Пот застилает глаза.
— Вы что, заснули? — кричит доктор.
Ему вытирают лоб, но при этом роняют клочок ваты, и тот чуть не попадает в рану.
— Осторожнее, шляпа! — вырывается у Семена. Он гневно косится в сторону и… видит командира. — Простите! — бормочет обескураженный лейтенант.
— Ничего, — успокаивает командир.
— А где Воробышкин?
— Обморок с ним. Вон лежит на диване.
— Трусишка! — И опять смутился Семен, скользнув взглядом по побелевшему лицу командира: даже такой сильный человек, оказывается, сдает при виде крови.
Врач наложил повязку на рану, уложил поврежденную ногу в шину из проволоки, поверх туго замотал бинтами, вымазанными гипсовым тестом.
— Ну вот, — говорит он, разглаживая гипс. — Починили тебя, Нефедов. Теперь поправляйся.
Сменилась вахта. Смывают с себя грязь и пот мотористы, электрики, трюмные, ужинают и укладываются на узкие, близко сдвинутые друг к другу, подвешенные в три яруса койки. И снова поет тоскующий баян: «Услышь меня, хорошая…»
Притих отсек. Покачивается на разножке Семен, медленно разводя мехи баяна. Что она там делает сейчас — Лена? Простила ли она его?
В круглый лаз переборки протискивается заместитель командира. Все вскакивают с коек.
— Что-нибудь нового, товарищ капитан-лейтенант?
— Есть кое-что! — весело отзывается тот. — Новый курс — домой!
…Лодка у пирса. Моряки выходят на верхнюю палубу. Пьянит чистый, напоенный ароматами земли воздух.
Офицеры разошлись по домам. Получило увольнение большинство матросов. Нефедова отправили в госпиталь. А врач все занят: надо подготовить к сдаче на склад остатки продовольствия.
— Товарищ лейтенант, вас вызывают в проходную! — кричит в открытый рубочный люк вахтенный.
Семен выбирается на мостик.
— Кто вызывает?
— Говорят, женщина какая-то.
Лейтенант спешит. Но земля колеблется под ногами, к горлу подступает тошнота. Так всегда бывает, когда сходишь на берег после качающейся палубы.
Кто его может ждать? Неужели… Ему верится и не верится.
Возле будки — Лена. Она бросается к нему, прижимается лицом к его засаленной, пропахшей всеми запахами отсека куртке.
— Сеня!
Лена смотрит на него полными слез счастливыми глазами! Семен целует ее губы, руки, тщательно уложенные волосы.
— Как ты тут очутилась? — наконец спрашивает Семен. Он осматривает ее с головы до ног, отмечает, что даже сквозь пальто заметно, как она пополнела.
— Перестань так смотреть! — залилась она краской.
Потом стала сбивчиво рассказывать. Оказывается, только он уехал, пришло письмо. Командир спрашивал, что случилось: лейтенант приехал сам не свой.