Леона Токер говорит о пикарескности – особенно применительно к «успешному выживанию» в случае Марголина, который de facto поднимался со смертного одра несколько раз. Конечно, его отчет отнюдь не picaresca novella, не плутовской роман. И все-таки не случайно в научной литературе по теме возникает понятие picaro; представляется, что оно позволяет высветить некоторые аспекты других историй о выживании. То есть читатели (с оглядкой на эту жизнерадостную литературную традицию) ощущают здесь элемент плутовства, готовые усматривать некую легкость в изображении преодолеваемых препятствий, превозмогаемых опасностей и сочувственно следить за соответствующими стратегиями.
Солженицын не допускает такого прочтения, видя в стратегах искусства выживания не плутов, а почти исключительно «придурков». Название «Придурки» (в немецком издании оставлено без перевода) носит целая глава «Архипелага ГУЛАГ». На лагерном жаргоне придурки – это заключенные, которые нашли свой modus vivendi, supervivendi при помощи умелого взаимодействия с охраной и лагерной администрацией (одобряемых политических высказываний, угодничества, а также, вероятно, доносов на других). Они предстают пронырами, которые добились привилегий хитростью и умением сориентироваться. Этому соответствует этимология Макса Фасмера, который со ссылкой на примеры из литовского и греческого приводит в статье «придурок» значение «стремительный, напористый». В современном разговорном русском языке «придурок» означает неудачника, тупицу, даже сумасшедшего. Наблюдается, таким образом, семантическое колебание между неуклюжестью и изворотливостью, неудачливостью и ловким маневрированием. В лагерном жаргоне и у пользующегося им Солженицына преобладает второе значение. Правда, Солженицын заостряет негативную коннотацию. В его изображении придурки предстают морально осуждаемой категорией, которая описывается так же тщательно (и с теми же приемами типизации), что и уголовники. К этой категории он так или иначе относит всех выживших, причем в случае со статьей 58‑й, политическими, называет долю в девять десятых. Не исключает он и самого себя.
Почти каждый зэк-долгосрочник, которого вы поздравляете с тем, что он выжил, – и есть придурок. Или был им большую часть срока. Потому что лагеря – истребительные, этого не надо забывать (СА II 200).
Он перечисляет сферы деятельности, означавшие более легкую работу, и целые профессиональные группы, которым это было выгодно. На вершине иерархии придурков находятся «зонные придурки»:
Истые зонные придурки – это: повара, хлеборезы, кладовщики, врачи, фельдшеры, парикмахеры, «воспитатели» КВЧ, заведующий баней, заведующий пекарней, заведующие каптёрками, заведующий посылочной, старшие бараков, коменданты, нарядчики, бухгалтеры, писаря штабного барака, инженеры зоны и хоздвора. Эти все не только сыты, не только ходят в чистом, не только избавлены от подъёма тяжестей и ломоты в спине, но имеют большую власть над тем, что нужно человеку, и, значит, власть над людьми (СА II 201).
Облегчало работу прежде всего ее соответствие конституции и профессиональным компетенциям заключенного (с Марголиным такого не случилось ни разу, на что он и сетует в своих записках). Солженицын открыто осуждает себя за неспособность устоять перед настойчивым предложением лагерной администрации стать информантом, осведомителем. Никаких сведений он якобы не передавал, однако его согласие привело к тому, что его и после повторного ареста продолжали считать пригодным для оказания подобных услуг; взамен обладающий такой «квалификацией» получал лучшее жилье, лучшую еду, лучшую одежду. Он подчеркивает, что глубоко сожалеет об этом черном пятне в своей лагерной биографии. Проблема придурков не отпускает Солженицына: