О горе матерей, вынужденных отдавать своих младенцев, рассказывает в «Справочнике» Жак Росси, которому приходилось наблюдать подобные сцены. Нюра рассказывает маленькой Виктории и об отдельных этапах ее жизни в деткомбинате, о первоначальных тайных визитах матери, которые впоследствии прекратились из‑за перевода в другой лагерь. Та же Нюра, единственный близкий девочке человек, помогает ей – когда та узнает, что у детей бывают еще и отцы, – выяснить имя отца, правда без фамилии.
Поиск отцовской фамилии приводит к Новикову – отцу: тяжелобольной (заработанным на золотых приисках Колымы двусторонним воспалением легких), он лежит в больнице, где другой пациент с той же болезнью, бывший член расстрельного взвода, рассказывает ему о методах умерщвления. Он узнает, что члены расстрельной команды поголовно алкоголики, что расстреливать следует у самого входа в подвал, чтобы легче было убирать тела, что судебных разбирательств никогда не бывало, приговоры выносились заранее, и что членов расстрельных команд тоже расстреливали. Его, рассказчика, спас нервный срыв, с которым он попал в психиатрическую больницу. Новикова он постоянно называет «коммунист», на что тот возражает: «Коммунизма больше нет. Тебе это известно лучше моего, ты ж его и убил» (BP 395).
Собирая отдельные компоненты из разных областей, Бронская-Пампух составляет общую картину системы. Входит сюда и развитие ребенка в деткомбинате. Годы, проведенные там Викторией, она описывает без известных по другим отчетам шокирующих подробностей, однако обращается к теме дискриминации, которой девочка (из Эльгена отправленная в школу в Магадане) подвергается в классе с детьми из обычных семей; однокашники обзывают детдомовцев ублюдками, относясь к ним с подозрением из‑за их происхождения. Из других отчетов явствует, что дети из комбината и детского дома подвергались серьезному остракизму, затруднявшему интеграцию в нормальную советскую жизнь.
Бронская-Пампух явно стремится показать типичное развитие детдомовского ребенка[525]: вместе с другими детдомовцами, не намеренными мириться с дискриминацией, Виктория вступает в банду, руководимую подростком – «настоящим» уголовником. Она участвует в кражах со взломом и знакомится с немыслимой для нее «роскошью» нормального жилища. Во время одного такого ограбления ее лучшего друга убивают выстрелом[526].
В этой части романа преобладает прием чередования повествовательных линий. Цель опять-таки в создании впечатления одновременности, так чтобы можно было проследить дальнейшую жизнь мелких преступников и судьбу Нины Балицкой. На примере жизненного пути Виктории показываются типичные для эпохи моменты: по окончании школы девушка пытается поступить в магаданский техникум, но татуировка на предплечье выдает ее уголовное прошлое и закрывает дорогу к дальнейшему образованию.
В одной повествовательной вставке Бронская-Пампух рассказывает о потрясшем лагерную жизнь событии (о котором говорилось уже у Солженицына) – Кенгирском восстании в казахской степи. Изучением этого случая она, по-видимому, занималась уже после отбытия срока. Упомянутая в качестве одного источников сведений об этих событиях глава солженицынского «Архипелага ГУЛАГ» «Сорок дней Кенгира» едва ли могла быть известна ей в 1963 году, хотя многое в ее тексте соответствует солженицынскому[527]. Ее версия касается отдельных этапов восстания, в котором участвовали преимущественно украинские заключенные, в том числе немало женщин, и явно конструктивную роль сыграли уголовники. Бронская-Пампух стремится как бы сценически показать ход восстания, создать своего рода визуализацию в духе упомянутой enargeia. Она воспроизводит разговоры действующих лиц, включая «своего» Михаила Новикова, подготовку, осуществление, стратегии, использование «оружия», взлеты и падения всего предприятия на глазах у городского населения. Поводом к этому начавшемуся с отказа от работы восстанию послужил расстрел заключенных при попытке силой преодолеть разделение мужского и женского лагерей. Обещание лагерного начальства не оставить этот расстрел безнаказанным и терпимо относиться к сообщению между «лагпунктами», а также прислать для переговоров уполномоченного, то есть члена ЦК, приводит к временному затишью. Новый виток восстания явился реакцией на невыполнение обещанного, сопровождаемой выдвижением подробных требований. Дело дошло до так называемой операции, в ходе которой восстание было подавлено (а Новиков в тексте Бронской-Пампух погиб). Вот отрывок из этой вставной повествовательной линии:
525
Ее дочь Майка, родившаяся в Москве в 1934 году, на время ее заключения была помещена в детский дом НКВД. Возможно, информацию о детдомовской жизни мать получила от дочери.
526
В 1930‑е годы было ужесточено законодательство в отношении малолетних преступников: постановлением Политбюро от 20 апреля 1935 года одной из мер «борьбы с несовершеннолетними преступниками» стала высшая мера в виде расстрела.
527
Некоторые места повествования Бронской-Пампух демонстрируют заметные параллели с солженицынским. Это, в частности, совпадения в описании обстоятельств скорее второстепенных. Так, она упоминает, что в лагере была патефонная музыка и что проигрывали песню «Ходит по полю девчонка, / Та, в чьи косы я влюблен» (BP 432); у Солженицына тоже говорится о пластинках и цитируется та же песня (СА III 283).