Выбрать главу

Опираясь на этот альбом и предоставленные «Мемориалом» сведения, Ролен реконструирует жизнь, арест, заключение и обстоятельства убийства Вангенгейма, а также местонахождение его останков. Аукториальная перспектива чередуется с перспективой от первого лица, причем рассказчик от первого лица иногда говорит голосом Вангенгейма – происходит отождествление рассказчика, за которого отвечает Ролен, с человеком, о котором он пишет, – благодаря чему возникает «волнующая» близость между Вангенгеймом и читателями, как бы слышащими его голос.

Свой текст Ролен делит на части, стилистически колеблющиеся между информативностью и вовлеченностью в предмет изложения, возможной благодаря смешению повествовательных перспектив.

Он переносится в эпоху Вангенгейма, читая документы и обрабатывая информацию, которая может позволить туда заглянуть; стремится к едва ли не всеобъемлющей реконструкции дней, которые предшествуют аресту Вангенгейма, особенно того дня, когда тот, по-видимому, успел еще просмотреть «Правду», чьи новости Ролен реферирует, того дня, который заканчивается на Лубянке, пока жена ждет его перед зданием оперы, куда они собирались на «Садко» Римского-Корсакова. После многочисленных публикаций на эту тему сжатость, с которой Ролен еще раз пишет о механизмах доносов, арестов, абсурдности признаний вины, о превратившемся в общее место осуждении за вредительство как врага народа, производит поразительный эффект.

Близость, которую устанавливает между самим собой и своим объектом Ролен, заметна не только благодаря использованию приема двойной перспективы от первого лица, но и тому обстоятельству, что в 2012 году автор находится там же, где с 1934‑го вплоть до расстрела в 1937 году вынужден был оставаться Вангенгейм. В некоторых отрывках возникает своеобразная синхронность между пребыванием на Соловках Ролена и временем, к которому относятся его изыскания, то есть событиями, навсегда изменившими жизнь Вангенгейма.

Такие пассажи чередуются с повествовательной позицией, осознающей себя в контексте, в котором занимают свое место русские авторы и возникает впечатление фигуры сведущего рассказчика, прекрасно знакомого с искусством, литературой и культурной историей страны, темная сторона которой выступает предметом рассказа. Ролен также ссылается на известные тексты о лагерной системе: Шаламова, Марголина (во французском переводе полная редакция его отчета стала доступна в 2010 году), Евгении Гинзбург, Маргариты Бубер-Нойман. Если для Киша отчеты прошедших через ГУЛАГ стали поводом перенести лагерные события в художественные тексты, то Ролен, обращаясь к письмам казненного человека и документам, доступ к которым был предоставлен десятилетия спустя, раскрывает механизм системы уничтожения на примере конкретного случая.

Скупые сообщения о голоде на Украине, вина за который частично лежит на Сталине, с тремя миллионами погибших, о хозяйственных ошибках с разрушительными последствиями, с одной стороны, и о технических успехах СССР – с другой используются в этом насыщенном повествовании в аффективно-стилистическом ключе, вызывая замешательство или заинтересованное изумление. Как видно из заключительного слова, Ролен среди прочего стремился, учитывая ошибочные суждения Сартра и Арагона о Советском Союзе, назвать своими именами забытые, не принятые к сведению или неправильно оцененные исторические события XX века, важную часть которых составляет происходившее в советских концентрационных лагерях.

Для Ролена, как и для читателя, важна предыстория постигшей Вангенгейма участи. Изыскания показывают, что Вангенгейм происходил из дворянской помещичьей среды и рано проявил естественно-научные интересы, университетское образование получил еще при царе, а после революции, питая явную склонность к новой системе, сделал карьеру в метеорологии, создав первое всесоюзное Бюро погоды. Ролену важно указать на заслуги Вангенгейма, его роль в подготовке первого полета в стратосферу, успешно осуществленного Советским Союзом раньше американцев, его точные метеорологические измерения, положившие начало целой школе, охват его статистики, климатологические сочинения и авторитет в метеорологии, чтобы подчеркнуть всю абсурдность его ареста, осуждения и ликвидации.