Выбрать главу

Ил. 37. Мозаика с портретом Сталина работы Вангенгейма

Тот факт, что столько написанных на Соловках писем дошли до адресатов (конечно, не во всех случаях) и сохранились, феноменален. Составленный из корреспонденции заключенных сборник содержит письма Вангенгейма и Павла Флоренского. Последний пишет: «Один знакомый изготовил здесь для своей дочки, чтобы обучилась счету, гербарий из листьев, в которых 1, 2, 3, 4… отдельных листьев <…>» (письмо от 3 июля 1935 года). Флоренский называет Вангенгейма знакомым, но не упоминает ни его имени, ни прежней деятельности на поприще советской метеорологии. В сравнении с Вангенгеймом Флоренский – гораздо более выдающийся соловецкий узник: священник, богослов, математик, искусствовед и инженер. В письмах к жене и многочисленным родственникам Флоренский пишет не столько о жизни в лагере, сколько о своих философских, филологических и математических размышлениях[566]. Но и в письмах Вангенгейма говорится о его естественно-научной работе; он трудится над своей «Арктической проблемой», занимается теорией относительности, читает книги по атомной физике. В сетованиях, что его письма к Сталину и другим ключевым деятелям остались без ответа, одновременно слышится горечь от утраты им положения признанного специалиста. Он пишет жене о результатах своей работы, о которых ей ничего не удалось разузнать, например о создании всесоюзной сети гидрометслужбы, объединении всех метеостанций. Неоднократно упоминаются его метеорологические утопии, связанные с энергией ветра и солнца. Совершенно в духе имморталистов и биокосмистов (о которых шла речь в гл. 5) он тоже лелеет идею значительного продления жизни, добиться которого можно путем анализа влияния погодных условий на человеческий организм, – здесь он мыслит себя как первопроходца. Ролен пишет: «<…> в области „энергетического поворота“, как это называется сегодня, Алексей Феодосьевич определенно был пророком». Вангенгеймовский проект «ветрового кадастра» и «солнечного кадастра» устремлен в климатически справедливое будущее.

Упоминание результатов измерений, которые были у него при себе 8 января, в день ареста, и которые он собирался представить на XVII съезде партии, превращает в жалобу и это письмо Вангенгейма. Для него нестерпимо мучительны не столько чистка уборных, которой он среди прочего вынужден заниматься, не столько фурункул на спине и боли в одной руке, сколько собственная исключенность из профессиональной сферы. Читая в газете об успехах более молодых коллег, в том числе собственных учеников, он натыкается на отчеты, в которых его имя опущено. В письмах жене он подчеркивает, что не прекратил научную работу в своей области. Ролен цитирует:

Готовлюсь к солнечному затмению, пишет он, которое должно быть 19 июня. Заканчиваю большой теллурий для демонстрации на лекциях. Готовлю рисунки, чертежи, схемы. И снова мысль гложет, почему не для Эльчонка и твоих малышей. В некоторых местах, особенно при преобладании уголовных, мои лекции слушают внимательно, впитывают жадно. Это для меня практика популяризаторской работы. Я большей частью ориентируюсь на совершенно неподготовленного слушателя и практикуюсь излагать совершенно популярно иногда труднейшие вещи (R 119–120).

Опираясь на письма, Ролен прослеживает периодические протесты Вангенгейма против виновников его нынешнего положения, сопровождаемые нарастающим разочарованием из‑за предательства друзей (прославленный друг и коллега Шмидт явно отступился от него). Однако в каждом письме (тактически?) выражается неизменное доверие к партии и ее вождям (письма подвергались цензуре). Полное непонимание происходящего с ним – вот главная суть этих писем. Жалобы перемежаются наблюдениями, которые он ведет как метеоролог и переживает как эстет, например северного сияния с его зелеными переливами:

вернуться

566

Его богословские и научные публикации снискали ему славу одного из важнейших русских мыслителей XX века. В 1934 году сослан на Соловки, где среди прочего проводил эксперименты по добыче йода из водорослей. Расстрелян в 1937 году. Об эпистолярной лагерной литературе см. раздел «Интимность и самоутверждение: письма к жене и детям – Павел Флоренский, Алексей Лосев» статьи: Hartmann. Ein Fenster in die Vergangenheit. Другие письма Вангенгейма см. в сборнике: Пребывает вечно. Письма П. А. Флоренского, Р. Н. Литвинова, Н. Я. Брянцева и А. Ф. Вангенгейма из Соловецкого лагеря особого назначения / Сост. П. В. Флоренский: В 4 т. М., 2011. Все дошедшие до нас письма Вангенгейма собраны в: Возвращение имени: Алексей Феодосьевич Вангенгейм / Сост. В. В. Потапов, Э. А. Вангенгейм. М., 2005.