Война началась на лесных участках. С утра до вечера стрелки охраны гнали людей от костров, десятники и начальники кружили по лесу, зорко следя, чтобы работа не прекращалась ни на мгновение. Голодные люди огрызались, на них замахивались прикладами, или десятник, выйдя из‑за кустов, заставал врасплох людей у огня, хватал «дрын» и матерщиной подымал от костра кружок отдыхавших. <…> Для огромного большинства не только 100% – полная норма, но и 30% – «беженская норма» – были недостижимы <…> (М I 70).
«Беженская норма» была установлена для выходцев из Польши или приграничных областей – «западников», как называет их, отличая от русских, Марголин. Об отдельных этапах лесных работ рассказывает Штайнер, которого из Норильска перебросили в тайгу. Он явно стремился описать этот труд как можно нагляднее:
На площади в несколько десятков квадратных километров работало несколько сот человек. Территория была окружена солдатами. Чтобы следить за всеми передвижениями заключенных, вокруг этой территории проложили широкие тропы. Если бы заключенный попытался покинуть место работы, он обязательно вышел бы на одну из этих троп и его тут же засекли бы солдаты, стоявшие друг от друга на расстоянии десяти метров. Контроль был таким жестким, что ни одному заключенному бежать не удалось.
Работали мы группами по три человека. Двое работали электрической или обычной пилой и острым топором, которым в самом начале делали на стволе зарубки. А третий топором обрубал ветви.
Двенадцать часов пробивались мы сквозь снег, доходивший до плеч. Деревья падали, а техника безопасности почти не соблюдалась. О здоровье не думали, все мысли были о том, какую пайку мы получим вечером. Чтобы получить большую пайку, группа из трех человек должна была заготовить сорок кубометров дров, обрубить ветки и распилить ствол на куски шестиметровой длины. <…>
Многие желали смерти. Заключенные-дровосеки затягивали песню, где проклинали родную мать за то, что она их родила. Не легче была работа и у бригад, вытаскивавших поваленные стволы. Ствол обвязывали веревками, и лошадь с помощью людей оттаскивала его на определенное место, лошади через три-четыре месяца обычно утрачивали работоспособность. Тогда их резали и этой кониной кормили лагерников. Из трехсот сорока лошадей, находившихся в распоряжении лаготделения 030, обычно сто двадцать пребывало в лошадиной больнице. Чаще всего у них начиналась болезнь ног (ШК 425–426).
Привлекали к лесным работам и женщин. Гинзбург изображает эту непосильную для нее работу, которую она должна выполнять после долгого перехода по тайге, куда ее отправляют в наказание. Сообщает об этом тяжелом труде и Бронская-Пампух. Обе, Гинзбург и Бронская-Пампух, находились на Колыме одновременно и, говоря об этом виде каторжных работ, используют почти одни и те же выражения, тот же язык описания. По прибытии в Магадан обеим (они не встречались) опять-таки пришлось заниматься «настоящим» женским трудом: они работали уборщицами, чьей главной задачей было мытье полов в помещениях, используемых в основном мужчинами. Помимо непосильного труда в лесу или каменоломне женщины также работали в овощеводстве, птицеводстве, в поле и в больницах. Гинзбург довелось поработать почти во всех указанных сферах, дольше всего – медсестрой в детском комбинате и в лагерной санчасти. Находясь в Казахстане, Бубер-Нойман работала в поле без какой-либо защиты от палящего зноя и почти без воды, вынужденная за ограниченное время перетаскивать мешки весом в центнер. Переноска тяжестей могла в короткие сроки полностью разрушить здоровье женщин[312].
В Буне тоже работали. Деятельность в лаборатории в качестве химика Леви пришлось сменить на физический труд. Он пишет об ужасе, внушаемом командой «Bohlen holen»:
У нас падает сердце. Bohlen holen означает носить шпалы, чтобы выложить ими дорогу в жидкой грязи, а потом с помощью рычагов катить по этой дороге цилиндр до самого завода. Но шпалы вмерзли в землю, они весят по восемьдесят килограммов каждая, таскать их – непосильный труд. Только самые здоровые, работая вдвоем, смогут справиться с такой работой, да и то их хватит на пару часов, не больше. Для меня это просто пытка. Первая шпала чуть не продавила мне плечо, в ушах стучит, перед глазами круги; соображаю, что бы такое придумать, – со второй шпалой я не совладаю (Л I 79).
312
Ср. созданные Данцигом Балдаевым жуткие изображения изуродованных женских тел: