— Он совсем не это сказал... — прервала его Маргарет.
— Нужно уметь интерпретировать, догадываться, что он имел в виду, — он злобно зыркнул на жену: затем повернулся к священнику. — Зло коммунизма, безбожное общество — вот что проповедуют они. Люди внимают этому так же, как внимали когда-то Гитлеру. Эта спящая змея вновь проснулась!
— Я с этим разберусь, — Уиллис начал постепенно отходить от них. — Если то, что вы говорите, правда, мы должны будем противостоять этому, не так ли? — Боже, помоги мне дойти до бара и побыть там с нормальными людьми!
— Вас предупредили! — голос летел ему вдогонку, когда он шел по приделу. — Приготовьтесь сейчас, пока не поздно!
Маргарет Холман вздохнула, она дрожала, как будто у нее начался приступ малярии. Эдвард окончательно помешался, к этому все шло последние месяцы. Собрания в церкви три вечера в неделю захватывали его всецело; ее тоже, но она не поддалась. Если что-то слушать достаточно долго, начинаешь или верить в это или это отвергать. Она и ее муж пошли разными дорогами, но у нее не хватало смелости сказать ему. Пока. Отказывай себе во всех земных радостях и будешь спасен — таков был его девиз. Жизнь текла нудная, нельзя было даже выпить стакан имбирного пива на отдыхе. Что ж, если Эдвард желает погрузиться в религиозный фанатизм, это его дело. Она не сумеет его отговорить. Черт бы побрал того смотрителя площадки, приставшего к мужу вчера вечером, усевшись на их скамейку. Он начал разглагольствовать о коммунистических идеях. Эдвард, правда, резко отказался с ним разговаривать, но вон как это на него повлияло! Всю ночь он бормотал что-то во сне, а теперь и вовсе сошел с рельсов. Точно так же, как тот недоумок на ослиных бегах. Людям следует держать свое мнение при себе, она последние двадцать лет так и поступает.
— Он ничего не сделает, — Эдвард Холман показал пальцем вслед удаляющемуся капеллану и поднял со скамьи свою кепку. — Он не заинтересован, он мне не верит. Так что, Маргарет... — он притянул ее поближе, зашептал прямо в ухо, — теперь все зависит от нас. Мы должны побороть их.
Она кивнула, опять подавила желание возразить. Эдвард болен, ему надо показаться психиатру. Может быть, и врачу тоже. Она решила, что причиной ночного бормотания мужа было несварение, так как вчера в ресторане он вел себя довольно по-свински. Инспекторша в ресторане подошла к их столику, чтобы узнать, всем ли они довольны, и Эдвард уговорил, чтобы ему позволили съесть вторую порцию этого тяжелого бифштекса и пирог с почками. Это также могло явиться причиной, но не основной, косвенной.
— Не вздумай еще и ты лезть на какую-нибудь трибуну, — сказала она довольно нервно, когда они вышли на жаркое солнце и пошли к своему шале. — Ты же видел, что случилось с тем человеком на ослиных бегах. Он оказался в больнице, я не сомневаюсь. Эти лагерные полицейские подобного не потерпят, не сомневаюсь, и правильно сделают.
— Мы должны донести до людей Слово, — он говорил слегка неразборчиво, оперся на нее. — Они не властны над Словом Господа. Если они забросают нас камнями, мы должны будем страдать, как Христос страдал на кресте.
И тогда Маргарет Холман стало по-настоящему страшно.
— Ну, такты идешь или нет? — Билли Эванс стоял у двери. Пальто застегнуто на все пуговицы, шея обмотана шарфом, завязанным узлом, шапка натянута так глубоко, что козырек почти скрывает его глаза. Лицо лоснится от пота, калоши скрипят по полу, когда он переминается с ноги на ногу. — Давай, Вал, очнись!
Валери Эванс вздрогнула, выпрямилась в кресле, инстинктивно стала искать дорожные сумки, стоящие рядом, схватила их; если эта еда кончится, им больше нечего будет есть.
— Погоди, Билли, — она никак не могла решить, что делать. Она боялась. — Пять минут ничего не изменят. Я поставлю чайник, давай выпьем чаю перед дорогой.
— К черту чай! — резко ответил он. — Это ты виновата, я бы один уже несколько часов назад ушел. Вечно одно и то же: ты занимаешься совершенно ненужными вещами как раз в ту минуту, когда нам уходить. Ты даже на нашу свадьбу опоздала, помнишь?
— Опаздывать — привилегия женщины, — отпарировала она. — Да и вообще, ты уверен, что мы должны идти?
— Что ты имеешь в виду? — Лицо его налилось кровью. К черту Вал, она всегда меняет мнение в последнюю минуту. Но не на этот раз!
— Я думаю, что мы зря теряем время, — она смотрела прямо перед собой. — Я хочу сказать, что если все ринулись на юг, там для нас не будет места. А если мы не попадем на паром, мы останемся на берегу. Лучше уж оставаться здесь, на месте.
— Старая, глупая корова! — он задергал дверной ручкой, но не повернул ее. — Если мы останемся здесь, мы погибнем. От голода. Мы замерзнем! Потому что еды больше нет, и мы не сможем поддерживать тепло Я и так уже бросаю по 50 пенсов в счетчик, но сколько времени еще будет электричество? Электриков не осталось, они тоже уехали на юг, как и все остальные.
— Хорошо, — она шумно вздохнула. — Беги в гараж и выведи машину. Я буду готова, как только ты вернешься.