Ключи у меня были, прямо в кармане джинс, аллилуйя, иначе бы пришлось тащиться к парадному входу. Просунув ключ в отверстие замка, при этом пользуясь только правой рукой, ибо левая безжизненной плетью висела вдоль тела, я повернул его по часовой стрелке до щелчка. Пропустив рыжую внутрь и зайдя следом, я нашел в себе силы запереть замок.
— Так, Алиса, сейчас идем в кабинет и проводим ревизию наших пострадавших тушек.
Девушка кивнула соглашаясь и, поливая пол стекающей с нас водой, на радость уборщицам, мы добрались до медкабинета, по пути провожаемые удивленными взглядами редких проходивших мимо отдыхающих.
«Фух, — устало опустился я на кушетку, с трудом поборов желание лечь. — Во-первых, ещё есть дела, во-вторых… просто страшно».
Подозвав к себе невольную гостью, я велел ей повернуться спиной ко мне.
— Зачем? — удивленно подняла брови рыжая, при этом заметно покраснев.
— Затем, что я должен убедиться, что ты цела, — отсек я возражения.
Медленно приблизившись ко мне, Алиса посмотрела в мои усталые глаза, и, видимо, решив, что ничего страшного от своего спасителя ей ждать не стоит, отвернулась, предоставив свою прелестную спину, и не только, моему взору. Внешне всё целое, царапин и синяков нет, после осмотра я прощупал руками девочку.
— Ты что творишь?! — вспыхнула она.
— Так, кости целые, кровь ниоткуда не течет, самочувствие, я так понимаю, в норме, можешь бежать к себе, Алиса, — как бы ни хотелось мне расставаться, но надо переодеть мокрое исподнее, и осмотреть и себя с ног до головы. А стоять голышом и щупать себя во всех пикантных местах на глазах у Алисы было бы не комильфо.
— Я тебя не оставлю, — воспротивилась рыжая, — ты со стороны на себя смотрел, на ногах-то еле держишься!
Тут крыть было нечем, тело сводило судорогой, особенно ноги и плечи.
— Хорошо, Алис, тогда дай мне вон с того шкафа белое полотенце и фен.
Послушав меня, девочка открыла створки стоящего неподалеку шкафчика и, немного повозившись, протянула мне требуемое. Высушив себя полотенцем и убедившись, что внешних повреждений на мне нет, я похлопал по пустующему месту на кушетке. Алиса вопросительно глянула на фен в моих руках, затем на кушетку.
— Давай-давай, тебе тоже надо сохнуть.
— Но я сама могу!
— Ага, мокрыми руками старый фен, садись давай и не дергайся, думаешь, я сам не стесняюсь присутствия красивой девушки? — сорвались слова с губ раньше, чем успел подумать.
Алиса села рядом, при этом обняв свои плечи руками, словно пытаясь закрыться от моего взгляда, да и в глаза старалась не смотреть. Аккуратно начал сушить её волосы, втихую стараясь не слишком уж откровенно пялиться на Алису, вдыхать аромат её мокрого тела и сохнувшей прически.
«И премия больной фетишист года уходит *барабанная дробь* к Доку, самому отъявленному извращенцу всех времен и народов!»
«Ну тебя нахрен, шиза!»
«Бу-бу-бу, боюсь-боюсь, я, между прочим, на твоей стороне, доказать?»
Внезапно мою левую руку свело, словно к ней подключили пару электродов, от плеча и ниже будто пролилась горячая вода, обжигающим потоком смывая всё ненужное, и пугающее меня онемение прошло, рука снова задвигалась. Класс!
«Вот, цени, видишь, какой я полезный!»
«Но как?!»
«Как, говоришь? То чудовище — это порождение твоего собственного Я, это тень одиночества и пустоты, в душе каждого человека есть такое, эдакий червячок, что гложет и гложет вас изнутри. Вы, люди, вообще склонны к саморазрушению. Постепенно в тех, кто ограничил общение с другими, кто замкнулся в себе, отстранился от мира, этот червячок набирает силу, и когда он становится сильнее, чем хозяин… ну ты понял, что будет, да? А я, я просто отринул ту пустоту, тот яд, что она оставила в тебе.»
О да, я понял, я вспомнил то чувство опустошения, что несла с собой змея: если такое поглотит тебя, уж лучше не жить. Так и вскрываются доведенные до отчаяния, так и обрывают свою жизнь, в страхе, страхе одиночества и пустоты, от которого никуда не деться. Глупо было бежать: от себя самого никуда не уйти, нигде не спрятаться.
«Никто не виноват, чувак, что ты вырастил из него целую анаконду!»
«Анаконду? Да рядом с этим монстром анаконда — это безобидная глиста!»
К черту! Не думать! Если это мой демон, я найду как с ним справиться, ОБЯЗАН! Я. Хочу. Блядь. Жить!
Алиса, наконец, расслабилась и стала млеть от теплого воздуха и моих ладоней, коими я неосознанно начал массировать её напряженные плечи. Спинка рыжей задрожала, а сама она чуть ли не мурлыкала от удовольствия. Видимо, столько пережитых эмоций сломали её барьер, её маску хулиганки, и сейчас была просто девочка, которая тянется к теплу.
«К теплу рук, которые ей не безразличны, чувак. Как думаешь, она позволила бы это любому? Вы непохожи во многом: активная и яркая Алиса — и ты, который словно нелюдимая тень, но это вовсе не преграда. О боже, какой же ты тормоз!»
И тут я понял, что внутренний Я — прав: нельзя все время бояться, я не могу и не хочу отталкивать от себя таких как она, да и чего мне теперь страшиться? Ха, я пережил встречу с собственным кошмаром, я вырвал из лап шторма утопающее сокровище, я могу двигаться со скоростью, превосходящей даже воображение, хватит! Пора поверить в себя, не в себя, который в халате, — просто в себя, в себя как в человека! Я больше не побегу, и не буду прятаться, я стану солнцем, не обжигающим, а согревающим светом тех, кто мне дорог, а не пустой незаметной тенью на песке!
Шумно. Вот только этот шум был к месту. Ветер за окном, и брызги дождя стучащие по стеклу. Мы сидели на кушетке: я — полуобнаженный, и она — в одном лишь открытом купальнике, нам никто не мешал, а буйствующая за окнами стихия только добавляла уюта в обстановку. Не спугнет ли моя инициатива это прекрасное мгновение? Я бы сидел так вечно, с Алисой рядом, я погладил её по шее, чувствуя бьющуюся под гладкой кожей артерию, чувствуя, как Алиса неосознанно потянулась к ласкавшей её руке.
Она повернулась, просто резко крутанувшись на кушетке, и посмотрела мне в глаза: на щеках у девушки был румянец, в глазах ни осуждения, ни неприязни, а какое-то странное выражение, я не могу понять его до конца. Но от этого взгляда по телу прошелся табун мурашек, а сердце странно затрепетало, незнакомое, но такое приятное чувство; хотелось, чтобы она смотрела на меня всегда, всегда была рядом.
Время — понятие такое растяжимое. Когда мы заняты тем, что нам нравится, то не замечаем его ход, когда мы ждем или скучаем — оно тянется, словно резина, и кажется, что стрелки часов удерживает неведомая нам сила. Сейчас было исключение: я наслаждался каждым мгновением, но для меня они длились очень долго, словно целая маленькая жизнь. Я осторожно обнял ладонями плечи Алисы, бережно, словно передо мной была величайшая драгоценность, провел по её обнаженной нежной коже. Девочка ответила густым румянцем, но не отодвинулась: приподняв в фирменном для Алисы жесте брови, она глянула на меня одновременно лукаво и приглашающе.
Притянув рыжую к себе и посадив её на колени, я одной рукой погладил шею девушки, а второй прижал к себе: хотелось отринуть все расстояния, чтобы мы стали единым целым. Когда мои губы впервые коснулись загорелых плеч, девочка пискнула и слегка заерзала на коленях, что ещё больше меня распаляло. Я провел языком по шее Алисы, на которой чувствовалась ещё соль моря, и слегка куснул её за мочку уха. Алиса расслабилась, она таяла в руках; наедине, отринув все маски, Алиса оказалась очень ласковой, нежной, но в тоже время энергичной девушкой. Тяжело дыша она повернулась ко мне, растрепанная, в глазах огонь. Нервно покусывая губы, рыжая перехватила инициативу, а именно — обняла меня руками и ногами, закинув последние мне за спину и сцепив друг с другом. Упругая грудь прижалась ко мне, и тонкая ткань купальника не была преградой моему осязанию.