– Не змей ты, а змий. Ибо змий, да будет это тебе известно, это живое воплощение мудрости…
На этот раз старик и в самом деле был ни при чём. Заблудившись в тумане, «Ладога» наскочила на банку.
Высыпавшие на палубу пассажиры с трудом могли различить в тумане бортовые поручни. Свесившись над кормой, можно было всё-таки заметить, как от бешеной работы винта пенится тёмно-зелёная неприветливая вода.
Прошло полчаса, а все попытки снять «Ладогу» с банки, пустив её обратным ходом, кончились ничем. Тогда капитан судна Степан Тимофеевич приказал сухонькому боцману Панкратьичу свистать всех наверх.
– Товарищи, – сказал Степан Тимофеевич, когда все обитатели «Ладоги», кроме занятых на вахте, собрались на спардеке, – объявляется аврал. Для того чтобы сняться с банки без посторонней помощи, у нас остаётся только одно средство – перебункеровать уголь с носовой части судна на корму. Тогда корма перетянет, и всё будет в порядке. Если потрудиться на совесть, тут работы часов на десять – двенадцать, не более. Боцман разобьёт вас сейчас на бригады, быстренько переоденьтесь в одежду, которая похуже, чтобы не жалко было запачкать, – и за работу… Вам, ребята, и вам, Гассан Хоттабыч, можно не беспокоиться. Эта работа не по вашим силам: ребятам ещё рано, а Гассану Хоттабычу уже поздновато возиться с тяжестями.
– Мне не по силам возиться с тяжестями?! – свирепо отозвался Хоттабыч. – Да знаешь ли ты, что никто из присутствующих здесь не может сравниться со мной в поднимании тяжестей, о высокочтимый Степан Тимофеевич!
Услышав эти слова, все невольно заулыбались:
– Ну и старичок! Здоров хвастать!..
– Ишь ты, чемпион какой нашёлся!
– Ничего смешного: человеку обидно. Старость – не радость.
– Сейчас вы удостоверитесь! – вскричал Хоттабыч.
Он схватил обоих своих юных друзей и стал, ко всеобщему удивлению, жонглировать ими, словно это были не хорошо упитанные тринадцатилетние мальчики, а пластмассовые шарики комнатного бильярда.
Раздались такие оглушительные аплодисменты, будто дело происходило не на палубе судна, терпящего бедствие далеко от земли, а где-нибудь на конкурсе силачей.
– В отношении старика беру свои слова обратно! – торжественно заявил Степан Тимофеевич, когда рукоплескания наконец утихли. – А теперь за работу, товарищи! Время не терпит!
– Хоттабыч, – сказал Волька, отведя старика в сторонку, – это не дело – перетаскивать двенадцать часов подряд уголь из одной ямы в другую. Надо тебе постараться самому стащить пароход с банки.
– Это выше моих сил, – печально отвечал старик. – Я уже думал об этом. Можно, конечно, стащить его с камней, но тогда продерётся днище корабля, а починить его я не сумею, ибо никогда не видел, как оно выглядит. И все мы утонем, как слепые котята в бочке с водой.
– Подумай лучше, Хоттабыч! Может быть, тебе всё-таки что-нибудь придёт в голову.
– Постараюсь, о компас моей души, – ответил старик и, немного помолчав, спросил: – А что, если уничтожить самую мель?
– Хоттабыч, дорогой, какой ты умница! – воскликнул Волька и бросился пожимать старику руку. – Это же замечательно!
– Слушаю и повинуюсь, – сказал Хоттабыч.
Уже первая авральная бригада спустилась в угольный трюм и стала с грохотом загружать антрацитом большие железные ящики, когда «Ладога» вдруг вздрогнула и быстро завертелась в глубоком водовороте, образовавшемся на месте провалившейся банки. Ещё минута – и пароход разнесло бы в щепки, если бы Волька не догадался приказать Хоттабычу прекратить водоворот. Море успокоилось, и «Ладога», повертевшись ещё немножко в силу инерции, благополучно продолжала свой путь.
И снова никто, кроме Хоттабыча и Вольки, не мог понять, что, собственно, произошло.
Опять потянулись увлекательные и один на другой не похожие дни путешествия по малоизведанным морям и проливам, мимо суровых островов, на которые не ступала или почти никогда не ступала человеческая нога. Экскурсанты высаживались и на острова, где их торжественно встречали ружейными салютами зимовщики, и на совершенно необитаемые, одинокие скалы. Вместе со всеми остальными экскурсантами наши друзья лазили на ледники, бродили по голым, как камни в банной печи, базальтовым плато, скакали со льдины на льдину через мрачные, чёрные полыньи, охотились на белых медведей. Одного из них бесстрашный Хоттабыч собственноручно привёл за холку на «Ладогу». Медведь под влиянием Хоттабыча быстро сделался ручным и ласковым, как телёнок, и впоследствии доставил немало весёлых минут экскурсантам и команде парохода. Этого медведя сейчас показывают в цирках, и многие из наших читателей его, вероятно, видели. Его зовут Кузя.