— Командир…
Он оборачивается, и мы ни слова не говоря, крепко пожимаем руки. Крадущимся хищником приходит перегрузка. Резинка с игрушкой сына натягивается. Глаза застилает черным туманом. В иллюминаторах закружились в диковинном танце розовые струйки. Кабина освещается алыми всполохами, и видя игру пламени на приборных стеклах, представляешь себя летчиком Великой Отечественной идущим под огнём зениток в ночной рейд. С Земли мы кажемся падающей звездочкой, интересно, глядя на нас, кто-нибудь загадывает желание?! Лицо покрывает пот. Странно, я же совсем не боюсь, ведь мы возвращаемся домой! Не сразу понимаю, что температура растет. Воздух в кабине становится жарким и сухим, костюм быстро чернеет от пота. Запахло металлом и горячим пласстиком. Но, не успев толком испугаться, замечаю, что огненные объятья заметно потускнели. Иллюминаторы засияли лазурью. Зелеными и бурыми пятнами под нами легла Земля. Ватными комочками замерли редкие облака. Кажется мы замерли в воздухе.
— Какое огромное небо… — Вырывается у меня.
— Одно на двоих! — Поддакнул Командир и добавил после паузы. — Как в песне, что поёт Пьеха! Знаешь, какой город спасли эти ребята?
— Какой?! Думаю, не один и не два летчика погибли отводя падающий самолёт от людных мест…
— Это верно, да песня про один случай написана! Берлин… Они спасли Берлин! Хорошая беседа для тех, кто падает со скоростью снаряда, но мы чувствуем себя как после долгой поездки в битком набитом автобусе по сельской дороге.
— Командир, послушай… Нас не случайно занесло в двадцать первый век… С экспериментом что-то пошло не так, а еще в управляющей машине появились команды, которые я не вводил… Поэтому, очень тебя прошу, посади нашу «Ласточку»! Ради тех, кто нас вытащил! Кто нас спас!
— Будь спок! В воздухе ещё никто не оставался! — Отвечает тот. — Выполняю контрольные проверки на снижении, а ты начинай!
Щелкаю выключателем радиостанции, и ничего не происходит. Несколько раз перекидываю тумблер — бесполезно. Возможно, вышла из строя антенна, или не выдержан тепловой режим, ведь в кабине, по-прежнему, жарко как у мартеновской печи. Впрочем, сейчас это не имеет значения, куда важнее то, что без связи, шансы на успешную посадку стремятся к нулю.
Продолжаем снижаться, выдерживая скорость пятьсот пятьдесят километров в час. Кажется мне или нет, но снаружи гудит, как в ветреный день. Перед нами синим змеем, извивается река. Садится на неё далеко не лучший вариант. Не оборудованный для посадки на воду корабль, если не разрушится при касании о поверхность, то быстро уйдёт на дно.
— Куйбышевское водохранилище… — Задумчиво произносит Командир. — Мы проскочили и Волгоград, и Энгельс… Там на аэродроме базируется дальняя авиация, длины бетонки нам вполне могло хватить… С другой стороны, встреча на полосе с заправленным под завязку бомбардировщиком сулит мало хорошего…
— Видел его?! Видел?! — Внезапно, выкрикивает он.
Не успеваю разглядеть, кто пересек наш курс, так быстро он промчался. Оставленный им дымный след проходит над нами натянутым канатом. Что если это та самая зенитная ракета, или оружие о котором мы не знаем?!
Румяный малыш зашелся в танце на своей резинке. Не иначе, в предвкушении встречи с домом, и как не хочется его разочаровывать!
Командир, оживляется, машет кому-то, подпрыгнуть в кресле ему мешают крепко пристёгнутые ремни, думаю, не тронулся ли он умом, но боковым зрением замечаю, что левые иллюминаторы накрыла тень. Обернувшись, вижу серый борт с синими цифрами «18», скошенный край воздухозаборника, двух пилотов в белых шлемах и кислородных масках. С нами поравнялся самолёт! Пилот не сводит взгляд с приборной панели, а сидящий за его спиной оператор или штурман, жестами общается с Командиром. Не иначе, у летунов, есть свой тайный язык, как у старинных артельщиков. Вот и первые встретившиеся нам люди.
Вдруг, заметив розовую окантовку остекления кабины нашего спутника, начинаю трястись от смеха. До того непривычно видеть на строгих обводах столь игривый цвет.
— Спасены! Велели следовать за ним! — Облегченно вздыхает Командир и смотрит на меня как на помешанного.