— Представь такую замазку на окнах райкома! — Объясняюсь я. — Это вроде пышного банта первоклассницы в шевелюре Леонида Ильича!
Тот лишь качает головой, а мне ничего не остаётся, как взять себя в руки. Лидер уходит вперед. Мощные воздухозаборники по бокам фюзеляжа придают его очертаниям угловатые, столь необычные в авиации черты. Зато весьма эффектно смотрятся два киля, над потемневшими, извергающими струи раскалённых газов, соплами.
Замечаю, что снижаемся по громадной, скручивающейся спирали. Движения Командира плавны и неторопливы, но высота падает стремительно. Выпускаю воздушный тормоз. Кажется, я могу различить буруны проходящих по Волге кораблей, а населенные пункты сверкают и пестрят, крошкой раздавленных елочных игрушек.
— Нас ведут к Ульяновску! Но почему на другой берег?! — Размышляет Командир.
Заглянувшие в кабину солнечные лучи окрасили оранжевым приборы. Чем не институтская лаборатория в погожий майский день?!
— Наблюдаю полосу! Какая же она огромная! — Возвращает меня из мира воспоминаний Командир.
Вот, что значит намётанный взгляд, я не вижу ничего кроме ровных квадратов полей.
— Так дальше нельзя! — Недовольно морщится он, и не выпуская ручки управления, склоняется к радиостанции, вводит новую частоту и щелкает выключателем.
Легкая ли у него рука, боится ли его аппаратура космоплана, а может температура пришла в норму, но лампочка на блоке радостно засияла.
— Говорит «Иртыш»! Возвращаемся с задания… — Начинаю я и запинаюсь. Что говорить дальше? Про путешествие во времени, облёт Луны?! К счастью, на том конце быстро приходят на помощь.
— С прибытием, «Иртыши»! Говорит вышка аэропорта «Ульяновск-Восточный»! Как настроение?
— Говорит «Иртыш один»! Настроение боевое! — Ухмыляется Командир. — Все системы корабля функционируют в штатном режиме!
— Вас понял! Воздушное пространство открыто только для вас и вашего лидера! Длина полосы пять тысяч метров, ширина сто. Ветер три метра в секунду, направление два восемь ноль, атмосферное давление семьсот сорок восемь миллиметров ртутного столба, температура плюс двадцать восемь градусов…
Подстраиваю высотомер. Теперь и я замечаю расчертившую степь бетонку, рулёжные дорожки, циклопические ангары. Для каких диковинных машин они возведены?
Наш верный спутник резко набирает высоту, и, покачивая крыльями, желает удачи.
— «Иртыши» на прямой! К посадке готовы!
— Посадку разрешаем!
Спокойный, размеренный голос сказал куда больше этих двух слов: «Ждем вас, мужики! Постарайтесь!» И воображение нарисовало помещение вышки, набитое смотрящими в небо людьми.
— Посадку разрешили… — Подтверждает Командир и отдаёт ручку от себя.
Кажется, что падаем почти отвесно. Скорость стремительно растёт. Мачты аэродромного освещения готовы впиться в нас черными вилками, когда командир плавно берёт ручку на себя. Серой глыбой на нас надвигается взлетно-посадочная полоса.
— Скорость пятьсот пятьдесят километров в час, высота сто восемьдесят… — Докладываю Командиру.
— Пятьсот двадцать, семьдесят пять…
Выпускаю закрылки. Скорость наш союзник и наш враг. Коснись мы полосы на больше положенных трехсот двадцати километров в час, беды не миновать, а погаси её раньше, произойдёт срыв воздушного потока, крылья потеряют подъёмную силу, и мы кирпичом рухнем вниз.
— Четыреста восемьдесят километров в час…
Альтиметр показывает меньше пятидесяти метров, дальше не хватит точности. А в момент касания скорость не должна превышать трехсот двадцати километров в час.
— Четыреста пятьдесят…
Перевожу в положение «Выпущено» рычаг управления шасси. Из чрева космоплана доносится звук, напоминающий шум открывающихся автобусных дверей. На приборной панели в белом силуэте космоплана загораются две зеленные лампы, а одна, левая так и остаётся черной. Докладываю на вышку.
— Наблюдаем три выпущенных! Продолжайте! — Слышу в ответ.
Если стойка не зафиксирована, на такой скорости, нас размажет по полосе как масло по бутерброду. К счастью, бояться некогда. Под нами проскакивает зебра исполнительного старта, вдоль края полосы выстроились готовые к броску алые пожарные машины.
— Четыреста тридцать…
Гася скорость, Корабль задирает нос. Снижаемся медленно, не больше чем на метр в секунду.
— Четыреста…
До земли считанные метры. Впереди и снизу, решительными угольными мазками протянулись тормозные пути.
— Триста семьдесят…
— Триста пятьдесят…
— Триста десять…
Толчок и тряска. Несёмся с поднятым передним колесом, но скорость резко падает — спасибо парашюту. Оттормаживая, Командир удерживает корабль на центральной оси. Медленно, лениво и нехотя, космоплан все-таки встаёт на переднее колесо. Вдоль здания аэропорта застыли самолёты. До чего они праздничны и ярки. Среди иностранных надписей с трудом нахожу знакомое «Аэрофлот».