Наконец, когда со всеми формальными делами было покончено и имена братьев Мональдески внесены в список завтрашних посетителей городского совета, Джованни решился заговорить с поверенным Моцци еще об одной важной вещи:
— Синьор Гвинери, может быть, вы подскажете того, кто знает добрый путь из Флоренции в Болонью? Того, кто часто туда ходит?
Несмотря на то, что Джованни уже довелось объездить в своей жизни больше половины Французского королевства, он слишком беспокоился о том, как дойти до соседнего большого города в родной земле. Казалось, что раньше было намного проще путешествовать: дороги шли по равнинам, конного путника принимали с большей радостью и охотой, зная, что у него есть деньги, в ночлеге одинокому и красивому юноше не отказывали. А путешествие в повозке с бубенчиками вообще казалось прогулкой, Джованни был не одинок, да и кто посмеет пристать со злыми намерениями к мужчинам, своей статью больше похожим на рыцарей, чем на пахарей или торговцев? Синьор Гвинери посоветовал просто сходить в здание гильдии торговцев крашеными тканями и спросить, но не заранее, а накануне отъезда, иначе его могут заподозрить в разбойных намерениях.
Джованни уже валился с ног от усталости, когда распрощался, наконец, с поверенным Моцци у моста Рубаконте. Он невольно присел на каменные плиты, наваленные рядом с берегом, чтобы отдохнуть. Нужно было возвращаться — в утренней спешке он не успел поесть, а из вещей прихватил только футляр с документом, даже кошель и нож оставил дома. Джованни загляделся на противоположный берег: как же всё в городе находится и рядом, и в то же время далеко! Вчера они с Халилом перешли реку по Старому мосту и свернули влево, пройдя вдоль берега Арно с квартал, дошли до палаццо синьора Моцци. Поверенный, наоборот, выбрал кратчайшим путём следующий мост Рубаконте, и от моста свернул вправо. А если от этого моста пойти налево, то сразу попадаешь на ту извилистую улицу, что ведет к красному петуху на вывеске заведения Луциано Амманати. Недалеко, можно протянуть руку и представить, что касаешься пальцами близлежащих домов. Джованни огладил скаты черепичных крыш, пытаясь понять сердцем, чего ему сейчас больше хочется — вернуться через весь город в родной дом и неизвестно, когда в следующий раз подойти к этому мосту, или всё-таки добрести до Луциано?
Однако судьба решила всё за него.
— Синьор, возможно, вашу грусть можно излечить? — позади раздался молодой мальчишеский голос, говоривший с неким задором, но и намёком. Джованни качнул головой и вырвал себя из полусонного оцепенения. — Вы так чувственно перебирали пальцами воздух…
Джованни обернулся. Какой-то паренёк почти склонился над ним, явно предлагая завязать знакомство. Это был тот самый Дино, работник Луциано, чуть повзрослевший, но с такой же развязной и многообещающей ухмылкой на пухлых губах. Джованни невольно огляделся, не зная, что и ответить на предложение флорентийской шлюхи, и вдруг заметил: за ними заинтересованно наблюдают не менее пятерых разновозрастных молодых людей, лениво прогуливающихся вдоль берега реки и по мосту.
— Дино, — изумлённому Джованни удалось захлопнуть рот и приобрести дар речи. — Вы что, здесь все теперь работаете?
Поначалу Дино отшатнулся от него, а потом его испуг быстро прошел, он узнал Джованни:
— О, Ангелочек! Каким ветром тебя занесло в наши края? Ты же вроде теперь высоко летаешь, как Луциано всем хвалится. «Мой друг с самим французским королём знакомство водит», — он живой мимикой показал, с каким пафосом произносит Луциано эти слова.
Джованни рассмеялся и провел пальцами по волосам, запутывая их в свои золотые кольца:
— Э, нет! Будет теперь говорить, что и с самим Папой! Я на кардиналов перешел, с королевскими советниками ску-у-чно! А в город опять приехал семью повидать. — Глаза Дино стали похожими на два больших флорина. Джованни поймал себя на мысли, что сегодня в нём проснулся талантливый сочинитель всяких небылиц. К ним подошли двое не в меру любопытных «друзей» Дино.
— Эй, Дино, чего этот синьор от тебя хочет? — спросил с вызовом один из них, казавшийся более крупным и сильным. — Помощь не нужна?
— Синьоры, — умиротворяюще ответил Джованни, распахивая полы своего плаща, чтобы показать, что на поясе нет кошелька. — Денег у меня нет, поэтому хотеть нечего. Работу не ищу, а с Луциано, — флорентиец обратился к Дино, — с удовольствием бы потолковал. Только не сейчас. У меня к нему дело важное есть, и мне с собой одного друга нужно прихватить на встречу. Передашь синьору Амманати мою просьбу?
***
[1] средневековые города делились по кварталам
[2] старого рынка (Mercato Veccio), новый рынок тогда еще не был организован и представлял собой только торговую площадь.
========== Глава 3. Старый друг ==========
Флоренция родилась в те древние времена, о которых уже не вспоминали живущие днём сегодняшним. Лишь камни, накрепко вмурованные в стены городских построек, могли напомнить о том, как в месте слияния Муньона с Арно на островке твердой земли появилось поселение с ровными колоннадами под крышами храмов, широкими площадями, форумом на месте нынешнего рынка, банями, амфитеатром, который поглотило здание дворца Барджелло, полукруглой ареной, полностью сейчас скрытой в толще фундаментов домов и различимой с высоты птичьего полёта. Первые высокие стены приняли форму довольно ровного прямоугольника. Две прямые перпендикулярные улицы, с севера на юг и с востока на запад, «кардо» и «декуманус», вели за его пределы.
Века процветания сменялись упадком. Близость к реке и торговым путям позволила флорентийцам закупать необработанные ткани в землях Франции и Фландрии, привозить краски из Леванта, а затем продавать яркие полотнища в другие города, где разноцветье одежд считалось признаком благополучия. Местные старожилы любили рассказывать, как их предки одержали победу над соседним городом Фьезоле, а после принялись за расширение Флоренции и проложили второй круг стен, отведя в сторону устье Муньона, так что сам город увеличился в два раза и даже прихватил к себе противоположный берег Арно — сады и огороды у подножия невысоких холмов.
Семья Мональдески была из «пришлых» и больше занималась собственным выживанием, чем обращала внимание на страсти, кипящие вокруг. Поэтому Джованни никак не мог взять в толк причины ссор между благородными флорентийскими семействами, разделившимися сначала на сторонников императора и Папы и гнавших друг друга из города с переменным успехом, а затем вообще — на «белых» и «чёрных» гвельфов. Двенадцатилетний Джованни уже помнил то время, когда были изгнаны «белые». Они уходили поспешно, бросив свои дома на растерзание беснующейся толпы нищих, сразу занявшейся грабежами. Однако с тех пор хорошо поднялись неаристократические семейства, богатые и сразу взявшие город под свою опеку. Такие как Моцци, Бальди, Перуцци, Бонакорсо — Джованни был с ними знаком по пышным и хмельным праздникам, на которые его приглашали покровители. За годы странствий флорентийца его родной город неузнаваемо изменился: и люди, и нравы — всё стало другим и оттого незнакомым.
В неспешном разговоре с Дино, пока они, перебравшись через Арно, прогуливались вдоль набережной до дома Луциано, Джованни узнал много интересных для себя новостей: с тех пор, как город начали обносить третьим кругом городских стен, его удаленные от центра кварталы, ранее бедные и являющиеся сосредоточением ветхих лачуг, начали понемногу менять свой облик, облачаясь в камень. Они привлекли к себе мастеровой люд, богатевший на производстве и крашении суконных тканей. А в тех местах, где появлялся излишек монеты, с ним же об руку воспламенялось желание в веселье и плотских удовольствиях. Игры в кости, обман, проституция, слабость властей, стремящихся хотя бы оградить честных горожан от разбоя, разделили жизнь на день и ночь. Явную — наполненную трудом и благочестием, и тайную — опасную, потакающую желаниям плоти. Нередко случалось насилие, поэтому уличные шлюхи следили друг за другом, чтобы вовремя вмешаться, и дело не дошло до тяжких увечий — здесь у каждого при себе был острый нож.