Джованни прижал к себе Халила еще крепче и поцеловал в висок:
— Мой кормчий! И ты платил искусством шлюхи за науки! Так и поступлю. А теперь разойдёмся по постелям, — флорентиец посмотрел на лампаду, висящую над столом: в ней горело три свечи, собравших ночных мотыльков со всей округи и многим из них опаливших крылья. Бабочки подлетали близко к открытому огню и осыпались на стол серой пылью, пламя коптило и взмывало вверх черным дымом.
***
Гвидуччо вернулся ночью в компании каких-то двух подмастерьев, долго стучал в двери, требуя открыть. Мрачный Джованни пропустил его вперед и молча выслушал парней, заявивших о долге.
— Вот и получили бы с него долг где-нибудь на пустыре, чего к дому притащились? — спросил Джованни. — В следующий раз так и сделаете. В дом не пущу, — он закрыл дверь перед ночными гостями на засов и повернулся к Гвидуччо, который стоял, обнимая колонну портика, согнувшись, и блевал на пол.
— Завтра утром вымоешь полы здесь и наверху. Не успеешь рано утром начать — приставлю за тобой наблюдать Аверардо. Всего наслушаешься, если не окажешься расторопным. А теперь быстро пошел спать! — Джованни проводил Гвидуччо до его комнаты, проверил, что тот лёг на кровать, и прикрыл дверь, не оставив светильника.
К Халилу этим вечером Джованни не прикасался, и тот теперь лежал на одном краю кровати на животе, усиленно делая вид, что крепко спит. Флорентиец поставил светильник на стол и, подобрав подол длинной ночной камизы, улёгся со своей стороны, упёр взгляд вверх, в темный балдахин, слабо поблёскивающий шелковыми нитями.
— Будешь ждать, когда я позову?
Халил пошевелился и подполз вплотную, обнял двумя руками за предплечье, быстро задышал от волнения.
— Спи, — Джованни повернулся к нему лицом, положил руку на пояс и нежно коснулся губами влажного лба. — Спи спокойно, мой кормчий. Не волнуйся ни о чём: никто больше не причинит тебе обиды. И в первую очередь — я.
========== Глава 7. Университет ==========
От автора: я уже немного рассказывал о средневековых университетах в Париже и Монпелье. Сейчас более подробно остановлюсь на Болонье. Источников у меня мало, как и у других исследователей: обращаю внимание — исторический срез сейчас делается по 1318 году, поэтому информация отбирается такая, которая может напрямую или хотя бы косвенно соответствовать этому году.
Логика цели университета: это место, где сосредоточена наука. Наука, исходящая из принципа наследования «всего римского», представляет собой нечто, построенное на синтезе культур. То есть — каждый привносит некие знания, которые отсеиваются или усовершенствуются, встраиваются в единую схему и передаются другим. Университет подвержен влиянию «городской культуры», поэтому создаётся по схеме «цехов» (корпорация, мастера и подмастерья). Он задаёт «стандарты мастерства» — умение читать тексты, вести диспуты, использовать аргументы.
Хотя все университеты находятся в ведении Святого Престола и церковного суда, их отличает три вида независимости: юридическая (от светской власти), финансовая (самоподдерживаемая корпорация), академическая (собственный взгляд и вклад в развитие науки). Выборный ректор, выборный декан, выборные преподаватели (образуют своё сообщество). Оплата труда преподавателей производится университетом (советом, который им управляет) за счет средств, полученных от студентов за учёбу. Таких средств часто не хватало, поэтому получение «степени» (то, что университет может продать) являлось финансовым вливанием в карман учителей. У Жака ле Гоффа есть маленькое исследование отчета студента Падуанского университета начала XV века своему городу, который заплатил за его учёбу. Сам экзамен ему обошелся в 12 венецианских дукатов (примерно в 10-11 флорентийских флоринов), но были еще выплаты секретарю, нотариусу, за организацию банкета, за музыку на банкете, за бумагу и чернила, отдельные подарки — вино и шапки учителям.
Чтобы получить степень магистра (magister articum), нужно было учиться четырнадцать лет с получением промежуточной степени бакалавра (baccalaureus formatus). Вдобавок, после получения бакалавра, обычно студент проходил обучение в других университетах, чтобы получить разносторонние знания.
Месторасположение Болонского университета в начале XIV века совсем не то, что сейчас. Общего здания не было. Каждый факультет занимал внутри городской черты какой-либо дом, где проходили лекции. Студенты жили на съемных квартирах, были людьми обеспеченными, чем поддерживали экономику города. Студенты были независимыми, часто объединялись в студенческие братства: по национальному признаку, по интересам. Также в истории Болоньи того периода известны студенческие волнения, потому что за не в меру разбушевавшегося товарища горой вставала вся студенческая братия.
***
После праздничного дня город вновь вернулся к своему привычному и размеренному образу жизни: открылись мастерские и торговые лавки, у городского совета собрались просители, нотарии и правоведы поспешили к клиентам, студенты и профессора встретились на лекциях. Болонья по числу жителей не уступала Флоренции, но большинство из них было одето богаче. И эта яркость одежд, будто каждый день — великий праздник, бросалась в глаза. Джованни не мог скрыть своего удивления, примечая обилие складок ткани на плащах, количество отполированных фибул и витых золочёных нитей шнурков, подбитые мехом рукава на коттах — даже в жаркое время.
Утро было омрачено известием, что к Аверардо вернулись боли в ногах, и Али пришлось несколько раз за ночь просыпаться, чтобы напоить его отваром из трав. К утру горячки уже не было, но Джованни с сожалением и стыдом признал, что вчера он слишком перетрудился с Аверардо, на ближайшие два дня запретил ему вставать с постели и посоветовал разминать мышцы ног руками, пока не пройдёт боль. На скуле Гвидуччо, отмывшего еще на рассвете полы нижнего этажа, обнаружился синяк, но ронкастальдец по этому случаю испытывал гордость: теперь-то никто не скажет, что он не умеет за себя постоять. Джованни оставалось только презрительно хмыкнуть и уйти на кухню, чтобы помочь Халилу управиться с приготовлением завтрака для всей компании. Купленных в первый день продуктов почти не осталось, кому-то нужно было идти на рынок. Из муки, переданной синьорой Анжелой, можно было напечь много пирогов, но не было начинки. Гвидуччо пообещал довести Джованни до дома, где учатся «на лекарей», с собой они взяли Али, купили по дороге две свежие рыбы, капусту, морковь, артишоки, а затем отослали мальчика обратно домой с тяжелой корзиной.
Тело Джованни пробивало крупной дрожью и ноги не слушались, когда он входил под своды внутреннего двора палаццо, где располагался факультет медицины. Будто в священный храм, настолько величественный, недоступный и не подходящий для недоучки, хватавшего знания из разных мест и никогда не учившегося со студентами ранее. Во дворе было всего три человека, вместе увлечённо читавших книгу. Остальные студенты уже разбрелись по комнатам с высокими сводчатыми потолками и расселись на скамьи перед высоким креслом учителя — искусно выточенным из дерева, с широкой наклонной доской, чтобы на ней можно было разместить большие тяжелые книги для чтения. Двери были открыты, и во дворе были слышны голоса профессоров: молодые или скрипучие старческие, монотонные или смело рассуждающие. Джованни даже несколько раз остановился, заслушиваясь, пока обходил кругом портик, чтобы добраться до лестницы, ведущей на второй этаж.
— …большинство из них — простецы, а мы — ученые люди. Так кто должен управлять и кем? Вы доверите решать вопросы войны и мира ребёнку? А слабоумному? А своей жене? Нищему? Какие права…
— …здесь проходит длинная мышца, которая соединяет верхний отросток нижней челюсти с…
— …и кто оказался умнее всех и прозорливее? Флорентийский аптекарь!..
— …если во всём теле имеется и уже образовалась в голове обильная материя, ты делаешь кровопускание из кифаля…
— …армянская глина удивительно помогает задерживать катары…
На втором этаже у комнат декана было пустынно: только уборщик в длинной старой рясе сметал веником пыль прямо вниз, во двор, сгоняя золотившееся в солнечных лучах облако, а на каменной скамье ворковали друг с другом два сизых голубя, распушив перья. У порога Джованни встретил секретарь, молодой мужчина в светском платье, вежливо сожалея, что синьора Бартоломео Джиберти придётся подождать: его лекция будет после полудня, поэтому он так рано сегодня не появится в университете. Флорентиец сел на нагретую солнцем скамью и с удовольствием зажмурил глаза. Достал пожевать свежую лепёшку, которую сегодня утром испёк Халил: тонкую и испачканную сажей. На его родине, как тот объяснял, существуют печи, к стенкам которых лепятся приготовленные кусочки теста, а потом они снимаются уже горячими и подпечёнными. А на родине Джованни восточному рабу приходится ставить простой горшок на угли, поэтому не всегда удается вовремя подхватить лепешку и не обжечь руки. Вот и падают в золу. Флорентиец улыбнулся своим утренним воспоминаниям. «Был бы на месте Халила кто-то другой, может, и не сошлись бы с ним настолько близко. Аль-Мансур — колдун! Всё знает наперед».