— Меня твоя мать не любит! — передёрнул плечами Луциано и замотал головой. — Ворчать начнёт. Твой отец и Райнерий прекрасно знают, кто я, чтобы потом порог дома, что я переступлю, стесать. Тебя они приняли, потому что ты — часть их семьи. Пусть грешная, но ты — рыцарь, образованный и уважаемый человек, у тебя и деньги, и связи имеются. Они тобой гордятся.
— Но… — Джованни хотел возразить, но не находил слов. Множество мыслей завертелось в голове: солнце и луна, благочестие и грех, райские сады и ледяные пустоши. «Наверно, Луциано лучше знать!» — У меня любовник пугливый. Да и я, как выяснилось, слишком ревнив, чтобы его всем показывать. Лучше я верёвку из окна выкину и тебя втащу, так ты и попадёшь в башню. Никто не узнает. Или давай в городе встретимся в какой-нибудь таверне?
— Ты слишком осторожничаешь! — он накрыл ладонью кисть Джованни, спокойно лежащую на столе, от чего тому показалось, что руку опустили в муравейник. — Мне же нужно посмотреть на твоего сарацина «в деле». Облик — это одно, что он там с Ванно делал — другое. И у меня тоже к тебе предложение заманчивое есть, пока ты здесь. Давай через окно!
***
[1] Рассматриваются следующие способы сексуального акта, приписываемого к гомосексуальности: проникновение in tergo — анальное проникновение, которое описывалось как «подобное сексу с животными», проникновение in retro — просто стимуляция сзади между ягодиц, и femoralis — «вхождение между бёдер».
[2] мост Санта-Тринита.
Комментарий к Глава 3. Старый друг
https://upload.wikimedia.org/wikipedia/it/thumb/8/8b/Mura_romane.jpg/1024px-Mura_romane.jpg
https://upload.wikimedia.org/wikipedia/it/thumb/f/f6/Mura_di_Firenze_nel_XIII_secolo.jpg/1024px-Mura_di_Firenze_nel_XIII_secolo.jpg
https://upload.wikimedia.org/wikipedia/it/thumb/8/8c/Mura_di_Firenze.JPG/1024px-Mura_di_Firenze.JPG
========== Глава 4. Тихий вечер ==========
Джованни пришлось возвращаться через весь город, ощущая слабость в теле и разгоняя густые облака тумана из винных паров у себя в голове. Закуска, предложенная в таверне, голод так и не утолила, поэтому рот флорентийца был заполнен слюной в предвкушении горячей, чуть щекочущей ноздри острыми запахами специй густой похлёбки, которую нальют в большую миску на родной кухне. Через главный мост, запруженный повозками и людьми, следуя больше по течению толпы, он дошел до большого перекрестка и свернул налево, в сторону городского рынка.
Торговцы, распродавшие свой товар, уже собирали вещи, оставляя после себя пустые столы. Остатки гнилых салатных листьев соседствовали с отрубленными птичьими головами, а конский навоз, щедро политый мочой и кровью, был перемешан с соломой. Ближе к ночи площадь убирали, увозя все нечистоты к топкому берегу Арно позади городских ворот, и пускали их по течению в сторону Пизы. К концу торгового дня покупателей стало меньше, утоптанного пространства больше, что давало возможность местным мальчишкам увлечься играми в прятки, салочки или устроиться с игрой в «шары».
Вот и сейчас глаза Джованни задержались на спинах увлеченных мальчиков, каждый из которых пытался добросить свой деревянный шарик размером с ладонь как можно ближе к центральному, большего размера и выкрашенному в зелёный цвет. «Али?» — Джованни хотел поначалу успокоить себя обманом зрения, но нет: смуглая рука скользнула к новенькому кожаному кошелю на поясе, и в пальцах появилась мелкая монета, которую мальчик поставил на кон. «Откуда у него всё это? Не мог же Райнерий подарить!» Джованни удалось приблизиться настолько, чтобы быть неожиданно замеченным. Али взвился на месте от испуга, так, что с него чуть не слетела шапка, подхватил свободной рукой свой шар и быстрыми скачками бросился прочь. Остальные мальчишки, смущенные и так и не понявшие, что за опасность приключилась, разлетелись в стороны как стайка воробьев. Джованни достался только зелёный шар и медяк, оставленный впопыхах среди соломы. Он забрал всё с собой, прикинув в уме, что теперь мальчишкам придётся идти к нему на поклон, чтобы вернуть себе игровой шар.
Внизу таверны Райнерий устанавливал в бочонок приспособление в виде железной трубки с краником, чтобы было удобно разливать вино по кружкам. Он поднял голову и встретил Джованни улыбкой:
— Тебе удалось?
— Да! Прошение подано, через пять дней будет заседание совета гильдии. Должны принять, учитывая влияние Моцци. Но нам нужно собраться вместе и поговорить о серьёзных вещах. Пьетро когда вернётся? Он должен сказать своему мастеру, что больше не сможет у него работать.
— Ты сомневаешься в нашем брате Пьетро? — Райнерий нахмурил лоб.
— Нет, что ты! — Джованни устало опустился на ближайшую скамью. — Синьору Моцци нужен человек, который разбирается в договорах купли и продажи, законах республики. А я сам в этом ничего не смыслю! У меня до этого были только судебные дела. А в Авиньоне брат Доминик хорошо помогал советами, — он устало прикрыл глаза и тяжело вздохнул, предполагая и ужасаясь, сколько же сейчас новых знаний придётся уместить в голову, вместо того, чтобы зубрить книги по врачеванию. — Как там Халил?
— Ел, пил, спал. Твой маленький сарацинчик помахал тут утром тряпкой над столами и сбежал. Зато наш отец, по-моему, нашел себе хорошего собеседника и взялся о нём заботиться.
— Собеседника? — Джованни скептически прищурил один глаз, а потом понял, что Райнерий имеет в виду. Отцу с годами становилось всё труднее ходить — болели и быстро уставали ноги, и он предпочитал сидеть, постоянно занимая себя: починкой обуви и одежды, наточкой ножей, выстругиванием ложек из дерева. Остальным членам семьи было просто некогда сидеть с ним рядом и выслушивать рассуждения о старых временах и нынешних, о соседских сплетнях и городских новостях, поэтому Райнерий-старший часто оставался наедине с самим собой или доходил до рыночной площади, где в маленькой харчевне собирались его друзья, такие же главы семейств, отдавшие всё в управление своим сыновьям и теперь способные только обсудить, с какой новой хворью они встали с постели.
Глазам Джованни, осторожно заглянувшего в кухню, предстало удивительное зрелище: Халил сидел на табурете, на его торсе уже не было той повязки, которую ночью соорудил Джованни, зато была надета короткая кожаная безрукавка, жесткая со стороны спины, с несколькими ремешками, которые стягивали ее спереди на груди. Райнерий-старший сидел рядом и прилаживал толстые петли ремней к низу, куда можно было вдеть руки, неподвижно скрестив на животе. Джованни оставалось только признать, что отцу не откажешь в изобретательности — он решил сложную задачу: как сделать так, чтобы тело Халила оставалось неподвижным, а пальцами рук можно было пользоваться.
— Я вернулся! — громко сказал Джованни, обнаруживая себя. — Я так хочу есть!
Халил радостно заулыбался. Райнерий-старший приветливо кивнул головой:
— Смотри, какую мы одежду новую соорудили! Теперь Стефано может спокойно и из дома выйти, и стаканчик вина пропустить!
— Халил! — напомнил отцу Джованни и принялся разыскивать ложку, чтобы доесть остатки тёплой похлёбки, оставленной заботливой матерью в котелке на столе.
— Ба! — насмешливо фыркнул отец. — Знать не желаю язык иноверцев! Имя должно быть христианское. Будет зваться Стефано, как первомученика нарекли, пока не покрестится. Имя он уже знает, символ нашей веры почти выучил. Завтра начнём читать псалмы.
— Для приготовления похлебки возьми две рыбины без чешуи, половину кочана капусты, две моркови толщиной в два пальца, одну меру фасоли… — неожиданно начал перечислять Халил на италийском.
Джованни внезапно показалось, что мир вокруг него становится нереальным, и он все еще находится во власти терпкого кьянти, которым его угостил Луциано. Он спешно проглотил пару ложек похлёбки и засунул в рот большой ломоть хлеба, и повернул голову. Отец откровенно веселился, преисполненный гордости, и хватался за бока, а волосы Халила были расчесаны, заплетены в косы и уложены в замысловатую причёску, которую носят благородные дамы. Последний раз они брили щеки в Пизе, поэтому чуть отросшая щетина на подбородке восточного раба придавала его облику совсем диковинный вид. Джованни зажмурил глаза и открыл вновь, надеясь, что морок пропадёт.
— Отец, а что это у Ха… Стефано на голове?
— А! Так, когда ты ушел, второй, который брат его младший, привёл твою племянницу с подружкой. Вот девочки Стефано и украсили. Сказали — не трогать, завтра переплетут.