— Я не думаю, что сейчас мы сядем обедать… — Мигель Мануэль повернулся к своему гостю, — позднее, когда вернёмся. А сейчас у нас есть неотложное дело, так, Микеле? Я отведу тебя в один дом, где должен быть тот человек, которого ты разыскиваешь.
Он спешно бросился в другую комнату, служившую кабинетом, на ходу скидывая с плеч халат, чтобы переодеться. Михаэлис, оставшись один на один с синьорой Гвиди, скомканно улыбнулся, кивнул и еще раз поздоровался. Наречие, на котором говорили в этом городе, было более понятным. Или он уже стал привыкать? Однако чувство неловкости повисло в воздухе.
Михаэлис не знал, где разыскивать улицу, на которой живёт Мигель Мануэль, но горожане точно указали путь к зданию университета, где обучали лекарскому искусству. Там было тихо и проходили лекции. Михаэлис пытался найти брата или Джованни, заглядывая в каждую дверь, но затем поднялся на верхнюю галерею и встретился с секретарём декана. Тот сначала не поверил своим глазам и ушам, пока не увидел документ, выданный Парижским университетом, и после этого достаточно откровенно рассказал всё: и об оплате синьором Мональдески своего обучения, успешно сданных экзаменах и об опеке синьора Гвиди. И поскольку последний не пожелал потратиться на кувшин мальвазии для секретаря в счет успешно полученной Джованни степени мастера медицины, то был мстительно раскрыт со всеми потрохами, включая сплетни, что шли о нём в университете, и точное расположение дома.
— А сам синьор Мональдески — что он думает по этому поводу? — еле сдерживая волнение в голосе, спросил Михаэлис.
— Я его не видел с прошлой недели, как он свой диплом получил. Лучше справьтесь у своего брата, синьор Нуньес.
***
Мигель Мануэль шел порывисто, часто останавливаясь и ожидая, пока Михаэлис, уставший с дороги и тащивший на спине тяжелый груз со своими вещами, его догонит. Торговые лавки закрылись, о чём всех известил колокол, но мастерские обычно работали до заката. Горожан на улицах стало меньше, но у студентов закончились занятия, и теперь будущие магистры, писцы, нотарии и законники бродили малыми группами в поисках увеселений. Нужный дом он нашел быстро, а дверь оказалась незапертой, поэтому братья постучали, соблюдая приличия, а затем спокойно зашли внутрь, где их встретила служанка.
— Синьор Аверардо сейчас спустится, обождите внизу, — попросила она, пересекла небольшой двор и притащила откуда-то из глубины сада кресло с подушками, которое установила посередине, лицом к гостям.
Послушался стук дерева о деревянные ступени лестницы, и к ним с верхнего этажа спустился юноша, опираясь на костыли. Он двигался медленно, осторожно переставляя прямые ноги с примотанными к ним дощечками. «На ступни опирается, — отметил про себя Михаэлис, — разгибает и сгибает. Хорошо. Но где Джованни? Может быть, куда-то вышел?»
— …А это учитель Джованни — Мигель Фернандес Нуньес, — бодро принялся представлять себя и брата Мигель Мануэль.
Лицо Аверардо полыхнуло от волнения, от испытываемой радости он не знал, что сказать в ответ, наконец, нашелся:
— Так скоро! Джованни говорил о вас. Оставил послание. Я всё расскажу, — он замолк, переводя дух.
«Говорил?» — Михаэлис покачнулся. — «Неужели я опоздал?»
— Давайте присядем, мне тяжело пока даются долгие прогулки, — смеясь продолжил Аверардо и поковылял к выставленному служанкой креслу, на которое довольно ловко опустился, сначала завалившись на бок, а затем распрямившись:
— Сказал еще, что лекаря пришлют мне из французского королевства к осени. Придёт человек либо от него, либо от Жерара. Но я даже не ожидал, что так скоро. Тем более — вы! Его учитель!
Слова Аверардо вливались в душу, будто в глубокий и бездонный колодец, и их смысл был непостижим. «О Господи, пусть он уже скажет, где искать Джованни!» Михаэлис тряхнул головой, пытаясь сосредоточиться, пробормотал в сердцах:
— Так и сказал — Жерар? Не помню близкого нам человека с таким именем.
— Синьор, у вас какое-то ко мне дело? — Аверардо внезапно подался вперёд и посмотрел куда-то вдаль, мимо плеча Михаэлиса, туда, где густая тёмная тень под аркадой перемежалась с яркой белизной украшенных резными пилястрами верхушек колонн.
Братья удивлённо взглянули друг на друга и обернулись навстречу вошедшему без приглашения в дом.
— Я — Жерар, — нормандец вышел на свет из-под скрывавшей его тени балкона и уверенно приблизился, оказавшись между братьями, перед лицом Аверардо. — Синьор Гвиди, господин Нуньес, моё почтение! — поприветствовал он вежливо кивком головы, не снимая шляпы.
Аверардо открыто улыбнулся, ничего не подозревая, какие тайные страсти растревожило появление этого нового человека:
— Значит, Джованни меня не обманывал, когда говорил, что человек из французского королевства приведет искусного лекаря для меня. Как же быстро! Джованни — мой ангел. Вы же не знаете: он спас меня из горящего дома, потом вёз на лошади почти день. Лечил мои раны, обещал, что ходить буду не хуже, чем прежде, — он взял костыли в руки и сделал попытку встать с кресла, рассеянно оглянулся. — Мария, где же ты? Предложи синьорам что-нибудь выпить.
Служанки только ждали приказа своего господина, подглядывая за гостями через окно в кухне. Они вынесли плетёные кресла и глиняные стаканы для вина. Аверардо подробно описывал симптомы своей болезни, его слушали с вниманием, кивали, но каждый из гостей лишь проявлял уважение, будучи занятым своими мыслями.
На словах Жерар расхваливал Михаэлиса будто старого знакомца, которого принимают в своих парижских домах особы, приближенные к королю Филиппу Французскому. В голове же имел желание удержать так неожиданно объявившегося Нуньеса в Болонье любой ценой. Жерар уже собирался отправиться в обратный путь, как — «О, Господне провидение!» — взгляд выцепил смутно знакомую фигуру среди толпы, за которой нормандец увязался. Важной новостью для Готье де Мезьера стало больше, когда Жерар увидел обоих братьев вместе, сравнил облики и понял, что у Нуньеса в этом городе проживает очень близкий родственник.
Навязанный уход за больным юношей был Мигелю Мануэлю в тягость: университет и постоянные клиенты отнимали достаточно сил, и синьор Гвиди строил планы, кого бы позвать из своих учеников, но внезапно появившийся разгневанный брат пришелся очень кстати. Его можно было удержать от дальнейших поисков Мональдески, которые не сулили ничего хорошего, и поселить в довольстве рядом, увлечь делом, в котором ему не было равных. Поэтому Мигель Мануэль сосредоточенно выслушивал откровения Аверардо и тоже вставлял хвалебные реплики о Михаэлисе, если речь заходила о достоинствах Джованни.
Неспешный разговор, приправленный вином и горячим пирогом, казался темными водами реки, в которую Михаэлиса опустили с головой, не давая вздохнуть. Он рассматривал молодого парня, которому многое пришлось пережить, ловил на себе заинтересованные взгляды служанок, оглядывался по сторонам в поисках других обитателей этого большого дома, следил за руками помощника господина де Мезьера, которые комкали и расправляли край плаща, хмурился, если Мигель Мануэль проявлял лишнюю болтливость. Уставшее сознание засыпало, веки опускались, и приходилось трясти головой, чтобы как-то себя взбодрить, но лишь одно, нечто важное и ценное, удавалось удержать: «Джованни оставил МНЕ послание».
***
[1] юноша, раб, слуга.
========== Глава 6. Город, в котором не иссякнут реки ==========
От автора: если попадёте в современную Падую, то гид обведет на вашей карте кружочком «Капеллу Скровеньи» и Базилику святого Антония. Может быть, еще очертит круглое поле, примыкающее к излучине реки: «Можно еще погулять по старому городу, а больше смотреть нечего!». В капеллу за мзду меньшую, чем двадцать евро, не пустят, за вход в христианскую святыню, вроде, денег не берут — но я точно не помню. Все остальное стоит денег. Падуя всегда была торговым городом, наполненным студентами, как и Болонья, но располагалась значительно ближе к своему восточному соседу — Венеции.
Основанный на реке город был удобным местом для пересечения торговых и паломнических путей, ведущих с севера на юг или с запада на восток. Я не случайно упомянул эти две достопримечательности, поскольку они тесно взаимосвязаны: с одной стороны — благочестием и идеей бедности, с другой стороны — жаждой наживы и богатства.