В первом свертке находилась бутылка вина, во втором — роман Михаила Бубеннова «Белая береза», а что находилось в третьем было непонятно, потому что на нем было написано: «Помощь программы». Выбор бутылки был естествен — судя по опыту, директор роддома уважал выпить. Но тут получилась неожиданность: директор взял бутылку со стола и, не глядя, бросил ее в мусорную корзину.
— Вы хотите, чтобы ваш только что родившийся сын на год позже пошел служить в нашу народную армию, — укорил он просителя с ромбом. — Вы предлагаете мне взятку, чтобы я проставил ему в документе другой год рождения. Как вам не стыдно!
Книга «Белая береза» отправилась вслед за бутылкой. Лысый в халате был непреклонен. Пришлось пробовать сюрприз. Но из свертка не появилось ничего. Вместо этого лохматый сказал:
— Мой сын Константин появился на свет одновременно с сыном товарища, который только что от вас вышел. Мне известно, что вы ему не отказали. Если вы мне откажете, я напишу заявление в милицию.
Директор роддома выудил из корзины бутылку и книгу, поместил перед собой.
— Будет сделано. Поздравляю вас с наступившим Новым одна тысяча девятьсот пятидесятым годом.
Совершенно не планировавшееся изначально двухминутное изменение во времени появления на свет Григория и Константина, обеспечившее им обоим годовую отсрочку от службы в армии, было оценено неожиданно высоко — прозвучала торжественная музыкальная фраза, а на экране загорелась надпись: «Нулевой уровень пройден».
Нормально, Григорий? Отлично, Константин!
Орленок Эд и перемена участи
Часы «Брегет» не отстают, не убегают вперед, их можно безо всякого риска бросать на каменный пол, они не ломаются сами по себе, их можно брать с собой в космический полет — и ничего с ними не случится. Тридцать пять тысяч евро за такую вещь — это, считай, просто даром. Последний раз я смотрел на них, когда машина заезжала во двор, и было тогда ровно десять тридцать. Максимум пять минут, чтобы подняться на этаж, отпереть дверь, выслушать последние инструкции Бесика и повернуть ключ в замке.
Теперь на часах десять тридцать пять, и это значит, что остановились они как раз, когда я переступил через порог этой чертовой квартиры, а остановиться они никак не могли.
И вообще я не понимаю, куда попал и что происходит. «ВВЕДИТЕ СВОЕ ИМЯ».
А кому какое дело, какое у меня имя? Нет у меня никакого имени, если угодно. У меня было имя до того, как я оказался в этой квартире. То самое, которое мне в детстве дали, но это неважно уже, потому что этим именем меня если кто и назовет в нынешних моих печальных обстоятельствах, то нескоро и уж точно не здесь. Я так надеюсь. Очень уж мне хочется надеяться, что меня настоящим именем в этой стране долго не назовут. Потому что для родных и друзей меня, начиная с сегодняшнего дня, как бы и нету, незнакомые меня знать не знают, и единственно кто ко мне может сейчас обратиться с использованием моего настоящего имени, это казенный человек в мундире и с чугунной мордой, не к ночи будь помянут. Этого я решительно намерен избегать, для того тут и нахожусь в ожидании перемены участи. А вот нового имени у меня пока что нет. И тут уж я вовсе бессилен, потому что его опять выберут без меня. Как при рождении. И окажусь я Иван Петрович Яичница. Это в лучшем случае. А то, учитывая неформальные связи Бесика в Башкирии, могу оказаться Габибуллой Рамадан-бешбармековым каким-нибудь. И не выговоришь. И не запомнишь. Спросит компетентный человек на паспортном контроле — как тебя, подозрительного типа, зовут, а ты в ответ: «Габибу… рабада…бебебе…» — и тут же на цугундер. Но как-то в этой странной ситуации называться надо, раз спрашивают, поэтому пусть я буду, к примеру, Орленок Эд. С детской пластинки про Алису. «Таких имен в помине нет, какой-то бред — Орленок Эд…» Бред так бред. Все равно вокруг сплошной бред. Бредятиной больше, бредятиной меньше — существенной разницы не наблюдается.
Печатаю: «ОРЛЕНОК ЭД».
А может, дать как-нибудь знать Бесику, чтобы он меня не Габибуллой в новый паспорт вписывал, а как раз Орленком Эдом? Эдуард, скажем, Эдуардович Орленок. Звучит. Лучше, чем Полиграф Полиграфович Шариков. Благородно. Эдуард Эдуардович. Очень благородно. Самому понравилось.
А вообще в этом во всем некоторый смысл есть. Просто мозги так забавно работают, поэтому и получился Орленок. Это из детской песенки такой, времен пионерского детства: «Навеки умолкли веселые хлопцы, в живых я остался один». Веселые хлопцы в данном конкретном случае вовсе не умолкли, просто они отсиживаются в других местах, более безопасных, и надобно отметить, более комфортабельных, но, как сказал однажды Остап Ибрагимович Бендер, заграницы никакой нету, а Мировой океан плещется где-то в районе Жмеринки, так что вполне можно считать, что я один и есть на белом свете из всей нашей задушевной компании. Еще в этой песенке было вот как: «Меня называли орленком в отряде, враги называют орлом». Это, доложу я вам, прямо в самую точку. Орлами — со всех точек зрения — были как раз веселые хлопцы, но у них и интуиция была орлиная, так что, когда те, кому по должности положено, спохватились, в гнезде я остался один. А с них, с тех кому положено, высокое руководство требует орлов. Ну, меня и повысили в должности.