— На днях состоится заседание Научного совета при начальнике строительства. Там инженеры дадут ему бой. Заседание уже должно было состояться, но Саклатвала отложил его. Академик как будто колеблется и не знает, кого поддержать.
— Кто же за Макаренко?
— Трудно сказать. У рабочих он пользуется симпатией. У большинства инженеров до этого времени тоже… Но… дурная молва. Великая сила — дурная молва!
— Вы считаете, что Макаренко безупречен?
— А кто разработал проект? Кто изобрел литостат? По чьим указаниям сконструировал его Самборский?.. А Самборский первый атакует Макаренко. Помните, как когда-то этот инженер-энергетик афишировал свою дружбу с Макаренко и каждый раз в разговоре подчеркивал: «мой лучший друг»? Макаренко обвиняют в торможении темпов строительства.
Догадов страстно защищал Макаренко, и меня это поразило. Даже такие люди, как профессор Довгалюк и подполковник Шелемеха, которые безусловно относились к Ярославу с симпатией, почти ничего не могли сказать в его защиту.
— Вы просто увлечены этим инженером, — сказал я.
— Конечно. Мне кажется, что у него какая-то личная трагедия и это толкает его на поступки, малопонятные большинству.
Замечание Догадова безусловно свидетельствовало о его наблюдательности.
— Ну, какая там трагедия! — небрежно заметил я.
Он пристально посмотрел на меня и, повертев в руках нож, тихо сказал:
— Простите, вы, может быть, не знаете, но говорят о какой-то истории между ним и Лидой Шелемехой.
— Кто говорит?
— Кто? Есть такие.
— По-моему, вы увлекаетесь сплетнями.
— Вы уверены?
И Догадов так посмотрел на меня, что я почувствовал, как запылали у меня уши. Черт знает, что такое! Дожил до таких лет и не научился как следует врать и скрывать!
— Ну, а кто может поддержать Макаренко?
— Мне лично известен только один такой человек. В Забайкалье работает инженер Кротов.
— Кротов? Кто он такой?
— Инженер-пневматик. Он руководит там организацией вентиляционной системы.
— Погодите, погодите… Коренастый такой дяденька с большим лбом?
— Да… Вы его знаете?
— Он приходил ко мне, когда я был за границей. Два раза приезжал.
О Кротове я мог кое-что рассказать, но придержал язык за зубами. Этот самый Кротов чуть не стал свидетелем моего разговора с тем, кому я надавал пощечин. Он вошел в комнату сейчас же после этого. Такое стечение обстоятельств и заставило меня запомнить молчаливого инженера.
— Что же говорит Кротов?
— Очень подробно обосновывает проект и все технические мероприятия Макаренко.
— Интересно было бы услышать…
— А вы приезжайте… Там ведь самая глубокая шахта на всем протяжении туннеля. Больше чем полтора километра глубины. Ее пробили как опытную. А я там буду собирать косточки. Обязательно приезжайте!
— Постараюсь. Вы же знаете, я снова работаю специальным корреспондентом «Звезды».
— Лучшего и желать нельзя, хотя вы отдаляетесь от строительства.
— Пока все задания, полученные мной, касаются туннеля.
Мы засиделись в столовой, потому что у каждого нашлось что рассказать другому. Догадов расспрашивал не только о моей зарубежной поездке, он и интересовался моими первыми впечатлениями после приезда на родину, хотел знать, как я нашел старых знакомых, и снова, как когда-то, просил устроить ему встречу с Лидой, признавшись, что она очень ему нравится. Он рассказал мне много нового о здешнем житье-бытье и при этом несколько раз с иронией упомянул о Самборском.
В это время в столовую вошли Самборский и Тарас. Они разыскивали меня. Догадов поздоровался с ними и заявил, что ему пора ехать на аэродром. Прощаясь, он взял с меня слово, что я приеду к нему в Забайкалье.
— Не люблю этого типа, — заметил Самборский, когда палеонтолог исчез.
— Почему?
— Не знаю. Должно быть, потому, что он тоже не проявляет особых симпатий ко мне.
— А вам нужны его симпатии?
— Нет, — рассмеялся инженер. — А ты, Тарас, о чем задумался? — обратился он к Тарасу.
— Вы знаете, я где-то видел этого товарища, — сказал Тарас. — Только никак не могу вспомнить, где и когда.
— Верно, когда ты с Аркадием Михайловичем приезжал к Антону Павловичу. Это ведь бывший сотрудник «Звезды».
— Ага… Должно быть, там.
9. СОВЕЩАНИЕ ОТЛОЖЕНО
Мы с Самборским спешили в Иркутск. У него были неотложные дела в управлении, а я хотел проводить Станислава Шелемеху, который сегодня уезжал на запад. Подполковник и его жена летели самолетом, хотя Нина Владимировна не очень любила воздушный транспорт. Она уговаривала мужа ехать поездом, но тот решительно отказался и заявил, что к этому его может вынудить только нелетная погода. А погода все эти дни стояла исключительно хорошая.
Самборский сошел возле управления, а мы с Тарасом поехали в гостиницу. Когда наша машина подкатила к «Витязю Иркуту», Станислав в сопровождении жены и сестры уже выходил на улицу, чтобы ехать на аэродром. Мы оба обрадовались, что успели встретиться. Тарас попрощался и пошел в гостиницу, а Станислав сел в мою машину, и мы поехали следом за машиной, в которой сидели Нина Владимировна и Лида.
Мне было приятно перед расставанием побыть со Станиславом хотя бы несколько минут один на один.
— Слушай, у меня к тебе просьба, — сказал Станислав.
— Заранее обещаю выполнить.
— Здесь остается Лида. Остается неизвестно на сколько, так как Саклатвала вызывает к себе добрую половину сотрудников лаборатории металлов. Ты будешь жить в гостинице по соседству с нею. Так вот, два поручения: первое — регулярно пиши мне о ней, потому что ее болезнь, кажется, начала прогрессировать. Второе — активно вмешивайся, когда заметишь, что она слишком много работает. Ей нельзя переутомляться.
— Охотно беру на себя эти обязанности. Правда, будут дни, когда мне придется выезжать… Но я постараюсь ненадолго.
— Куда ты собираешься?
— В Забайкалье. Хочу осмотреть самую глубокую шахту.
— Девятьсот сорок пятую? Ну, так Лида тоже там будет. Там собираются строить какой-то завод, потому что на месте нашли огромное количество сырья для нового сплава.
— Вот и прекрасно!
Мы уже проехали половину дороги до аэродрома, и я поспешил обратиться к Шелемехе с вопросом:
— Станислав, мне хотелось бы знать твое мнение о Ярославе Макаренко.
— Почему это тебя интересует? — испытующе посмотрев на меня, спросил летчик.
— Видишь ли, перед своим отъездом я считал, что это человек, достойный всяческого уважения. Но в командировке и здесь я услышал о нем много отрицательного. Почти все говорят о нем плохо… И таких разговоров становится все больше и больше…
— А ты, когда услышишь подобные разговоры, обрывай их так, чтобы ни у кого не было желания разглагольствовать на эту тему! — резко сказал Станислав. — Прости, пожалуйста, я показал пример, как это надо сделать… — Станислав недовольно качнул головой, посмотрел на потолок машины и уже спокойнее продолжал: — Послушать инженеров, а тем более неинженеров, болеющих завистью, — выходит, что Ярослав настоящий преступник. Ну, а когда послушаешь самого Ярослава или Саклатвалу, будешь противоположного мнения. Я сам, к сожалению, не инженер и, кроме того, не мастер спорить.
Он помолчал. Для обстоятельного разговора уже не было времени — мы подъезжали к аэропорту.
Машина остановилась. Нина Владимировна и Лида ожидали нас. Через несколько минут наши путешественники уже сидели в самолете, и пилот в последний раз проверял мотор. Самолет тронулся с места и покатился на стартовую дорожку.
Через полторы-две минуты машина поднялась в воздух и быстро набрала высоту. Мы видели, как она поднималась все выше и выше, сверкая на солнце. Наконец самолет взял курс на запад и исчез в синих просторах летнего дня.
Я взял Лиду под руку, и мы медленно пошли к автомобилю.
— Вам в гостиницу? — спросила девушка.
— Да. А вам?