— Кто? Кого?
— Это был следователь. Тот самый, который когда-то приезжал ко мне в больницу с вами, а потом один… Помните?
— Томазян?
— Он самый!
— Не видел. Вы видели его? — обратился профессор ко мне.
Я молча покачал головой.
— Хотел бы с ним встретиться. Но у нас нет времени. Когда вернемся в Иркутск, поищем его… Симпатичный человек.
У себя в номере я подумал, что мне было бы интересно встретиться сейчас с Томазяном. Но следователь просил без надобности к нему не приходить и хранить наши отношения в тайне.
Я услышал в соседней комнате шаги Лиды. Нужно было сказать ей о моем разговоре с Макаренко. Я постучал и вошел к ней. Она стояла перед раскрытым чемоданом.
— Вы куда собираетесь? — спросил я.
— На девятьсот двадцать пятую.
— Сегодня?
— Не позже завтрашнего утра.
— Аркадий Михайлович и Тарас сегодня тоже вылетают туда.
Она вопросительно посмотрела на меня.
— Я видел его.
— Каким образом?
— Это получилось случайно. Он не выходит из кабинета Саклатвалы. Академик не выпускает его ни на минуту. Мне едва удалось обменяться с ним несколькими словами. После сессии Научного совета он сейчас же поедет на ту шахту, где будете вы.
Я выдумывал как умел, чтобы хоть чем-нибудь оправдать поведение Ярослава и свою неудачу.
— Спасибо, — сухо сказала Лида.
Ее лицо омрачилось. Она склонилась над чемоданом и начала энергичнее укладывать вещи.
— Лидия Дмитриевна, не принимайте этого так близко к сердцу.
Девушка посмотрела на меня глазами, полными слез.
— Пусть приезжает, если он сможет это сделать после заседания совета.
— Что означают ваши слова? Почему такой зловещий тон?
— Разве вы не слышали, что группа инженеров подала заявление с требованием привлечь Ярослава к ответственности за преступное руководство строительством?
— Уже? Но Саклатвала его защищает. И, собственно, при чем здесь Ярослав? Ведь руководит Саклатвала!
— На Саклатвалу кое-кто смотрит, как на старого деда, уже неспособного критически оценивать события. Мол, он теперь годится только для представительства.
— И вы, которая так близко встречаетесь с этим выдающимся ученым, можете согласиться с такой формулировкой?
— Я — нет. Но… Я ничего не знаю. Я ничего сделать не могу и сегодня еду. До свиданья!
Я вежливо поклонился и вернулся к себе.
11. ПОРУЧЕНИЕ «ДОКТОРУ ВАТСОНУ»
Меня поднял с кресла телефонный звонок.
— Слушаю.
— Добрый день, — послышался знакомый голос.
— Добрый день!
— Послушайте, Ватсон, я хотел бы вас видеть.
— А-а… это вы. Так вы ко мне или я к вам?
— Очень прошу вас ко мне.
— Хорошо. Приду через пять минут.
— Будьте пунктуальны, — попросил Томазян и повесил трубку.
Через пять минут я был на первом этаже, где жил следователь.
Он встретил меня очень приветливо.
— Вы приехали сегодня утром? — опросил я.
— Откуда вы знаете?
— Сужу по вашему усталому виду… И, кроме того, здесь, в гостинице, вас узнали и уже известили меня.
— Не Тарас ли Чуть?
— Да.
— А я думал, что он не узнал меня.
— Сначала действительно не узнал, но потом вспомнил. С ним случается и так: видит знакомое лицо, а вспомнить, где встречал человека, не может.
И я рассказал о случае с Догадовым.
— Где же Тарас мог его видеть?
— Вероятно, у Аркадия Михайловича или у Черняка, а может быть, в редакции «Звезды».
— Кто он такой, этот журналист?
— Сейчас он работает палеонтологом. К слову сказать, кажется, единственный человек, который горячо выступает в защиту Макаренко.
— Интересно… Ну, хорошо. Рассказывайте, что у вас нового.
Что я мог рассказать Томазяну? Я нигде не замечал ничего угрожающего или подозрительного в отношении людей, которых обещал ему охранять. Шелемеха уехал, на Самборского никто никаких покушений не делал, Лида была взволнована, но непосредственно ее творческой работы это не касалось. Ярослав Макаренко — вот человек, судьба которого меня наиболее тревожила. Мой доклад в основном был об этом инженере. Я передал следователю все, что слышал о Макаренко, и особо остановился на рассказе Догадова. О разговоре с самим Макаренко я промолчал, не желая нарушить свое слово, и считал, что ничего особенного этот разговор Томазяну не даст.
Он слушал внимательно, не перебивая, но, по крайней мере так мне показалось, ничто в моем рассказе по-настоящему его не заинтересовало.
— Хорошо, — сказал он, дослушав меня до конца. — Итак, Лидия Шелемеха выезжает на девятьсот двадцать пятую шахту. Придется вам тоже туда ехать. Вы ее ангел-хранитель. Только помните: не нужно быть надоедливым… Не раздражайте ее чрезмерным вниманием…
— Я понимаю. Ее брат тоже поручил мне охранять девушку, хотя и по другим причинам.
Выслушав, какое поручение возложил на меня Станислав, Томазян остался вполне доволен.
— А теперь, — попросил я, — расскажите своему Ватсону, что вы нашли в тайге.
— Охотно.
Утомленный следователь удобно устроился на диване и, подложив под голову подушку, начал свой рассказ.
— Во-первых, вот что мне известно точно: первого мая, перед рассветом, в Свердловск из Москвы прибыл самолет. Из самолета вышел пассажир с маленькими рыжими усиками, в сером плаще и в черной фуражке. Он спешил в Иркутск. Дежурный по аэропорту решил отправить его дальше почтовой машиной. В то же самое утро в том же Свердловском аэропорту попросил побыстрее отправить его в Иркутск высокого роста мужчина в костюме цвета хаки и в желтых крагах. Откуда он прибыл, не установлено. На корешках билетов — фамилии: одного — Черепашкин, другого — Виноградов. Виноградова тоже посадили на почтовый самолет. Нужно вам сказать, что этого Виноградова уже искали. К сожалению, люди, которые должны были его задержать, опоздали. Он улетел. В Иркутск была послана шифрованная телеграмма. Ну, а дальше вы знаете: почтовый самолет прибыл сюда без пассажиров. Пилот и бортмеханик засвидетельствовали, что пассажиры исчезли незаметно для них. Парашютный люк был открыт — открыть его могли только пассажиры. В самолете было три парашюта, но пассажиры ими не воспользовались. Возможно, один из пассажиров захотел выбросить другого, они боролись, и оба выпали в открытый парашютный люк. Все это очень нелепо… по крайней мере, пока.
— В самом деле, странная история, — согласился я. — И как же вы решили поступить с этим делом?
Томазян немного помолчал, словно собираясь с мыслями, потом продолжал:
— Нужно было установить судьбу пассажиров и разыскать сумку о почтой. По моему поручению опытные агенты тщательно обследовали каждый квадратный метр тайги, расспрашивали местных жителей. Розыски не прекращались ни на минуту. Я сам выехал туда, так как мне сообщили, что первого июня двое золотоискателей видели, как с самолета, летевшего над тайгой, прыгнул парашютист. Они рассказали, что парашютист спускался с каким-то грузом, причем один из золотоискателей уверял, что это был не груз, а человек. Оба золотоискателя (они наблюдали каждый отдельно) думали, что с самолетом случилось несчастье и он вот-вот упадет. Но самолет промчался дальше и исчез за лесом. Видя это, золотоискатели не стали разыскивать парашютиста: они решили, что прыжок сделан со специальным заданием и парашютист в помощи не нуждается… Узнав такие новости, я, разумеется, распорядился обследовать местность, над которой видели парашютиста. На следующий день среди густого кустарника на берегу узенькой речки нашли небрежно свернутый парашют. Я был там. Осмотр убедил меня, что эта площадка пригодна даже для посадки небольшого самолета. Ни парашютиста, ни сумки с почтой мы не нашли.
Томазян умолк.
Его рассказ чрезвычайно заинтересовал меня. Что за странная история!
— Какой вы нашли парашют? — спросил я.
— Обыкновенный. Вы разбираетесь в парашютах?