— Встречал.
Сказав это, я сразу вспомнил о письме, полученном следователем перед отъездом из гостиницы. Тогда мне бросилось в глаза, что адрес на конверте написан как будто знакомым почерком, а сейчас мне показалось, что этот почерк принадлежал Аркадию Михайловичу.
— Давно вы видели Томазяна? — поинтересовался профессор.
— Вчера, перед тем как вылетел сюда. Он был на заседании совета. А что?
— Ничего, — ответил как будто в некотором смущении он. — Ничего… просто вспомнил.
Теперь меня охватила уверенность, что спешное письмо было от профессора Довгалюка. Почему же Томазян ничего не сказал мне о содержании этого письма?
Лида еще и еще расспрашивала меня о сессии, о докладе Макаренко и выступлениях членов совета. Она требовала от меня чуть ли не стенографического отчета, но я, разумеется, не был способен на такую точность и, почувствовав, что уже начинаю кое-что выдумывать, постарался перевести разговор на другую тему.
Вдали появились подвижные огоньки: это в третий раз к литостату приближались плоты, чтобы забрать последнюю партию. Возле нас вдруг очутился техник Гмыря. Он был радостно возбужден.
— Телефон работает! — крикнул он, обращаясь ко мне.
— Как — работает? — удивился Аркадий Михайлович.
— Простите, но приблизительно за час до прибытия плотов телефонная связь была прервана.
— И вы мне не сказали? — с укоризной проговорил профессор. — Неужели вы думали, что я испугаюсь?
— Простите… Лидия Дмитриевна, вас просит к телефону Макаренко.
Лида вспыхнула.
— Иду, — сказала она и соскочила с литостата в воду.
— Вы напрасно на меня сердитесь, — виновато сказал профессору Гмыря. — Я об этом никому не говорил. Я вынужден был придумывать свои разговоры по телефону. Вы ведь сами видели, как это поддерживало людей.
— Нет, я не сержусь. Вы молодец! Охотно пожму вам, голубчик, обе руки.
На этот раз к нам приплыли только два плота. Догадова не было. Как оказалось, он, собрав тех, кто не в силах был идти по воде, посадил их на третий плот, прикрепился к танкоходу и повел плот к выходу из шахты.
Приход двух плотов вместо трех значительно менял наше положение. Два плота не могли забрать всех людей. Небольшая группа должна была остаться в штольне и ожидать следующего рейса нашего «флота».
Безусловно оставались техник Гмыря, бригадир машинистов на литостатах Набокин и я. На то же самое претендовали Аркадий Михайлович и Тарас, но после короткого спора согласились ехать.
На плотах оставалось место еще для двоих. Гмыря приказал взять Лиду Шелемеху и одного из часовых возле телефонной будки.
Плоты отошли от литостата. Они задержались у телефонной будки и забрали часовых. Лида почему-то не села на плот. Это нас удивило.
— Упрямый товарищ, — недовольно проговорил Гмыря. — Хочет последней выбраться отсюда.
Поговорив по телефону, Лида вернулась на литостат. Гмыря посмотрел на нее, покачал головой, но ничего не сказал.
Теперь нам стало достаточно просторно, можно было удобно разместиться и спокойно дожидаться паромщиков, как Гмыря называл наших плотовщиков.
На этот раз ждать пришлось очень долго. Усталые техник и бригадир задремали.
— Может быть, и вы поспите? — спросил я Лиду.
— Нет, я не чувствую усталости. Зато, когда выйду на поверхность, вероятно, просто упаду. Меня пробирает какая-то нервная дрожь.
— Может быть, вы замерзли?
— Не думаю. На мне прорезиненный костюм. К тому же здесь душно. Вы чувствуете, как воздух насыщен паром?
Мы долго сидели молча. По времени за нами должны были вот-вот приехать, но ни один плавучий огонек не появлялся. Вокруг царила гнетущая, ничем не нарушаемая тишина.
Вдруг Лида и я вздрогнули, Гмыря сразу проснулся: где-то далеко грохнул взрыв, за ним другой, под сводом нашей пещеры прокатилось оглушительное эхо.
Что это могло быть?
— Вы вспоминаете? — нерешительно проговорила, глядя на техника, Лида.
— Что-то подобное мы слышали, когда случилась катастрофа, — ответил он. — Только тогда было не так громко…
Снова над подземным озером-штольней воцарилась тревожная тишина.
19. СМЕРТЕЛЬНАЯ ОПАСНОСТЬ
Бригадир все еще спал. Бедняга так устал, что, вероятно, только выстрел над ухом мог бы разбудить его. Мы не хотели его тревожить, тем более что сами не понимали, в чем дело. Пусть спит!
Но что это могло значить?
Как и раньше, вокруг царила тишина. Плоты, которых мы ждали, не появлялись. Почему взрывы напомнили моим товарищам вчерашнюю катастрофу? Может быть, что-нибудь подобное произошло снова?
Гмыря наклонился к воде и начал прислушиваться. Вода гораздо лучший проводник звука, чем воздух. Не откроет ли она нам что-нибудь? И действительно, мы услышали какой-то отдаленный шум, непрерывный и глухой. Но причины его были нам непонятны.
Прошло минут десять, и вдруг вода вокруг нас слегка заволновалась. По ее черной поверхности побежали морщинки. Техник внимательно присмотрелся и мрачно сказал, что уровень воды повышается. От этого сообщения на нас повеяло холодом. Догадка о том, что произошла новая катастрофа, превратилась в уверенность. Вероятно, запасные заслонки шлюзов не выдержали могучего давления воды с верхнего подземного озера. Сколько там ее? Не зальет ли нас совсем? Каждого из нас тревожила эта мысль, но никто не высказывал ее вслух и не обращался с вопросами к товарищам. Зачем? Мы твердо знали, что сами не сможем помочь себе. Плоты? Но где же они и приплывут ли за нами?
Вода тем временем прибывала, и мы, словно зачарованные, смотрели, как она подступает все выше и выше, сантиметр за сантиметром закрывая корпус литостата. Бригадир, ни о чем не ведая, спал. «Следует ли будить его?» — молча, взглядом, спрашивали мы друг друга, и снова никто ничего не сказал вслух.
— Нужно сообщить по телефону… — решил вдруг Гмыря и полез в воду, но вода была ему до подбородка, и он не отважился идти к телефонной будке.
— Придется плыть, — заметил я.
— Не умею, — с огорчением сказал техник и влез обратно на машину.
Ничего не говоря, я снял ботинки, сбросил с себя верхнюю одежду и прыгнул в воду. Техник и Лида молча следили за мной.
Мне казалось, что вода стала холоднее. Несмотря на это, плыть было легко. Доплыв до телефонной будки, я увидел, что телефонный аппарат уже затоплен. Это меня сильно встревожило. Но нащупав под водой трубку, я снял ее и вытащил на поверхность. На ноги стать было невозможно — вода доходила до глаз. Плавая и упираясь одной ногой в стенку будки, я попытался вызвать диспетчера. К счастью, телефон еще работал.
— Диспетчер! — кричал я в трубку. — Алло… Алло… Кто у телефона?
Я узнал голос Макаренко.
— Ярослав Васильевич, я из Северной штольни. Нас заливает. Организуйте помощь.
— Вас до сих пор не вывезли?
— Нет.
— Сколько вас? Где Догадов?
— Четверо: Лида, техник, бригадир и я. Догадова нет. Они должны были за нами вернуться…
— Сохраняйте спокойствие, держите с нами связь. Сейчас посылаю помощь.
— У нас заливает телефон.
— Все будет хорошо, — сурово сказал инженер. — Я сам спускаюсь в шахту.
— Что случилось?
Но телефон уже молчал. Я что было силы дул в трубку. Вскоре я услышал другой голос:
— Северная штольня? Как дела?
— Я говорю плавая.
— Из телефонной будки?
— Да. Скажите, что случилось в шахте? Что это за новый взрыв.
Мой неизвестный собеседник замялся, словно не желая сказать правду. Наконец он проговорил:
— Товарищ Макаренко уже спустился в шахту.
— Скажите, что случилось?
— Сильно пошла вода.
— А взрыв?
— Прорвало изоляционную перемычку, — после паузы сказал наконец мой собеседник.
В то же мгновение я услышал в трубке какой-то шепот. Это шептал мой собеседник, а может быть, кто-нибудь другой говорил с ним. Мне показалось, что я разобрал слова «безнадежное положение» и одновременно словно уловил сдержанное всхлипывание.