Меня вдруг пронизал внутренний холод. Я хотел говорить, но не смог. Но вот в трубке послышался знакомый мужественный голос Кротова.
— Северная! — кричал он.
— Слушаю, — ослабевшим голосом ответил я.
— Кто это?
— Я, Кайдаш.
— Макаренко послал рабочих проверить электроустановку, которая передает ток в Северную штольню. Может быть, удастся дать вам ток. Скажите бригадиру, пусть попробует двинуть литостат и пробиваться к выемке.
— Слушаю. Разговаривать больше не могу, — теряя силы, ответил я. — Прощайте!
Когда я произносил это, мой голос задрожал. Мне показалось, что кто-то в ответ мне чуть слышно прошептал: «Прощайте!» Но сердитый голос Кротова перебил:
— До свиданья!
Я оставил телефонную будку и, выбиваясь из сил, поплыл к литостату. Меня там нетерпеливо ждали. Бригадир Набокин уже не спал и стоял между техником и девушкой. Он поражал своим спокойствием.
— Как поживаете? — спросил он меня.
Вопрос, естественно, вызвал у меня раздражение. Однако я почувствовал, что бригадир из тех людей, которые способны и серьезно оценить обстановку и пошутить в минуту смертельной опасности.
— Послали помощь, — сказал я, взбираясь на литостат.
Теперь это было нетрудно сделать, так как вода стояла только сантиметра на два ниже площадки, на которой мы находились.
— Что случилось? — спросила Лида.
— Перемычку какую-то прорвало…
В глазах Гмыри появился такой ужас, что я сразу же пожалел о своих словах.
— Перемычку? — хрипло переспросил он меня.
Очевидно, нам грозила большая опасность, но сам я не знал, что это за перемычка и где она находится.
— Макаренко спустился в шахту и обещает нас спасти. А вам, — обратился я к бригадиру, — приказано приготовить литостат и, когда наладят подачу электроэнергии, передвинуться ближе к выемке.
— Пусть подают. Только до сих пор ничего у них не выходило. Сейчас проверю моторы.
Машинист полез в кабинку управления.
Вода уже доходила до «капитанской палубы», как мы называли нашу площадку, и под ноги нам побежали едва заметные струйки.
— Что это за перемычка? — спросил я Гмырю.
— Изоляционная перемычка. Она должна была защищать штольню и туннель от подземной реки, которую выводили из озера.
— Это очень опасно?
— Шлюз еще можно закрыть, а на прорванную перемычку заплатки не положишь. Сюда вытечет вся вода из озера.
— Но нас обещают спасти.
— Если успеют…
Наступило молчание. Каждый думал свою думу, искал выхода из тяжелого положения…
А вода все прибывала. Она доходила нам уже до икр. В это время из кабины управления вылез бригадир.
— Слушайте, друзья, — обратился он к нам, — в кабину уже просачивается вода.
Мы ожидали, что он скажет еще.
— Моторы пока не работают. Но мне нужно сидеть там. Может быть, все-таки подадут электроэнергию. Вот почему я хочу запереться по-настоящему. Кабина закрывается герметически, только воздуха в ней хватит не более чем на час. Вы полезайте наверх, там есть две выдвижные лесенки. Поднимитесь еще на полметра повыше. Хотя меня и захлестнет водой, но я потом выскочу. Мы будем перестукиваться. Когда нужно будет остановить литостат — разумеется, если он пойдет, — стучите ногами. Если подоспеет помощь, пусть кто-нибудь из вас десять раз простучит мне, и я вылезу.
Он сознательно шел навстречу опасности…
Машинист скрылся в кабине и плотно закрыл дверь, а мы полезли наверх и разместились на выдвижных лесенках. На одной лесенке устроились Лида и я, а на другой, метрах в шести от нас, — Гмыря.
Скоро вода затопила задраенный люк, ведущий в кабинку машиниста. Теперь мы были с ним разъединены. Только трубка телефона еще на палец поднималась над водой, и Гмыря время от времени пользовался ею, чтобы сказать машинисту несколько слов. Еще десять — пятнадцать минут, и техник закрыл трубку, потому что вода почти сравнялась с ее краями.
И вдруг, когда всякая связь с машинистом прекратилась, литостат неожиданно задрожал, зашевелился. Значит, электрики добились успеха.
Медленно, вряд ли скорее, чем черепаха, подземный корабль повернулся и пополз. Снова вспыхнула угасшая было надежда на спасение. Преодолевая поток, литостат двинулся по направлению к туннелю. Лампочки, светившие в туннеле, давали нам возможность ориентироваться. Но как это делал находившийся под водой машинист?
Скоро мы почувствовали, что литостат наткнулся на какое-то препятствие. Вероятно, это были вагонетки. Мощная машина со скрежетом взяла немного в сторону и снова двинулась вперед. Вода поднималась все выше и выше, и меня тревожила мысль, сможем ли мы добраться хотя бы до выемки. Не остановит ли нас наводнение раньше?
Но что-то иное остановило литостат. Он словно споткнулся и вдруг перестал двигаться. Глухое гудение электромоторов замолкло. Вокруг успокаивалась вода, взволнованная могучей машиной.
Мы не знали, что случилось, но догадались: по-видимому, снова прекратилась подача электроэнергии.
— Больше чем полдороги прошли! — крикнул нам Гмыря. — Если бы было посветлее, уже видны были бы выемка и поворот в туннель.
После того как техник перестал чувствовать ответственность за жизнь многих людей, он словно размагнитился. Исчезла твердость, которую я наблюдал у него в первые часы моего пребывания в Северной штольне. Он не разговаривал и, казалось, начал дремать на своей лесенке.
Снова воцарилась тишина. Не слышно было даже шума воды, хотя уровень подземного озера поднимался теми же темпами.
Время от времени я или Лида стучали ногами по литостату, и в ответ к нам доносилось едва слышное постукивание. Машинист сообщал, что он еще жив. Но мои часы показывали, что запас воздуха в кабинке кончается.
— Может быть, ему пора выходить? — спросила Лида.
В самом деле, машинист сидел в своей герметически закупоренной тюрьме более часа. Запас кислорода уже должен исчерпаться. Человек еще дышит, но, вероятно, чувствует слабость, головокружение. Машинист должен выйти! Правда, над ним воды больше чем на метр. Едва откроется люк, как она с силой хлынет туда и может задавить машиниста раньше, чем он вылезет. Хотелось постучать, чтобы он вылез, но не хватало силы воли подать сигнал, толкнуть человека на смертельный риск. Однако вода поднималась, и мы понимали, что с каждой минутой выйти будет все труднее. Мы посоветовались и наконец решили вызвать машиниста наверх. Ведь даже если бы пришла помощь, на которую мы до сих пор надеялись, опасность при выходе из кабинки не уменьшилась.
— Стучите, — сказал мне Гмыря, так как я помещался почти над кабинкой.
Я начал стучать. Раз, два, три… семь… десять… Я остановился и прислушался. В ответ донеслись глухие удары. Машинист услышал нас и понял.
Теперь нужно было приготовиться, чтобы сразу же прийти ему на помощь.
Дверцы люка были устроены так, что их можно было открыть и вверх и вниз. Это было хорошо, потому что, если бы пришлось открыть их вверх, машинист не осилил бы давления воды. Да, верно, и все мы вместе не сумели бы это сделать.
Как видно, машинист открыл люк. Вода вокруг нас забурлила, на ней появились пузыри, но машинист не показывался.
Я напряг все силы и ждал, пока успокоится вода, чтобы нырнуть ему на помощь. Лида поняла мой замысел и следила за мной. Но вот поверхность воды почти успокоилась, я набрал полную грудь воздуха и хотел уже нырнуть, как вдруг неожиданно девушка меня удержала.
Из воды показалась обмотанная какими-то тряпками голова. Я схватил машиниста и потащил его на лесенку, а Лида, наклонившись, начала разматывать его голову. Это было нелегко сделать: голова была укутана «герметически». Чувствовалось, что человек задыхается.
Наконец нам удалось освободить его. Машинист тяжело дышал, глубоко вдыхал в себя воздух, ошалело смотрел на нас и крепко сжимал руками железные перекладины лесенки.
В этот момент мы все почти забыли об угрожающей нам опасности. Нависшая над нами смерть ненадолго отступила, и мы торжествовали победу.
Наконец машинист отдышался и с легкой усмешкой сказал: