Шли, как и раньше, связанные друг с другом.
Вершемет шагал впереди, держась руками за таинственную веревку. Свои лыжи, сломанную и целую, он оставил на месте, где произошла авария. Они должны быть приметным знаком. Степа двигался па лыжах. Веревка была натянута на железных кольях и деревянных столбиках. Поднималась она приблизительно на полметра надо льдом.
Утомленные пургой, охотник и юноша изо всех сил спешили добраться до конца веревки. Но идти было нелегко: приходилось отвоевывать каждый шаг ледяного пространства, каждый метр веревки. У Степы мелькнула мысль, что в то время как они продвигаются медленно, Запара и Павлюк, подхваченные ветром, дующим им в спину, идут очень быстро.
Пройдя шагов пятьдесят, они почувствовали, что очень устали, так как ветер с каждой минутой усиливался. Еще десять шагов - и веревка оборвалась.
Остановившись, пощупали вокруг, нет ли ее продолжения. Но ничего не нашли. Можно было возвращаться назад. Они даже были немного рады такому неудачному завершению своих поисков. Ведь такая же неудача могла постичь их и на двести или триста шагов дальше, а как трудно их пройти! Теперь же они возвращались, подталкиваемые ветром и с надеждой, что может быть их товарищи открыли тайну веревки. Потребовалось в три раза меньше времени, чтобы вернуться к сломанной лыже Вершемета. Решили идти дальше, вслед за товарищами.
Стали по обе стороны веревки и пошли рядом.
Теперь идти было легче, потому что ветер дул в спину, да и лед стал более гладким. Торосы встречались редко.
Ветер мешал говорить, относя слова вперед.
Вдруг в темноте, в нескольких шагах от них, гостеприимно мелькнул огонек. Охотник изо всей силы крикнул. В ответ огонек затанцевал, закачался. Очевидно, ветер донес туда этот крик. Они догадались, что из-за ветра не могут услышать ответа.
Еще минута, и перед ними появилось несколько фигур. Двое держали фонари. Это были Соломит и Котовай. Возле них стояли Павлюк и Запара. Ветер не давал говорить, - он скрадывал и извращал слова, обрывал фразы, заглушал разговор. Но все поняли, что матросы разыскивали четырех лыжников и должны быть где-то невдалеке от парохода. И действительно, через каких-нибудь десять минут все очутились около борта «Лахтака».
Там их радостно приветствовали Кар и Торба.
Оказалось, что, когда началась вьюга, Кар, беспокоясь об экспедиции, приказал протянуть на несколько сот метров от парохода канаты. Штурман правильно рассчитал, что если ушедшие в экспедицию будут возвращаться, то, даже не попав на пароход, обязательно зацепятся за канат. Зная сноровку и опытность Вершемета, он был уверен, что охотник пройдет где-то недалеко от «Лахтака».
Держась за канат, люди с фонарями беспрерывно ходили вблизи парохода, надеясь встретить своих разведчиков с острова Лунной Ночи.
Пурга усиливалась. Все возвратились на пароход. Разведчики, расположившись вокруг печки, грелись чаем и рассказывали о своем путешествии на остров.
Глава IX
Это случилось через три дня после их похода на остров Лунной Ночи.
Когда Павлюк проснулся и высунул голову из-под тулупа, ого удивил огонь, освещавший окно радиорубки.
«Пожар!» - подумал он и бросился на палубу.
На корме, словно огромный костер, пылало несколько бочек из-под смолы. Пламя освещало палубу, дымовую трубу и мачты парохода, выступавшие на фоне окружающей густой тьмы. Вблизи огня темными пятнами таял снег, от талон воды белое снежное покрывало палубы становилось серым.
Лишь слабый треск горящих клепок нарушал тишину.
Кочегар понял страшную опасность. Он первый заметил ее - товарищи, очевидно, спокойно спали или отдыхали в общем помещении.
«Будить!» - мелькнула мысль. Но в ту же минуту с полубака, где висел пароходный колокол, раздались частые, энергичные звуки пожарной тревоги.
«Вахтенный! - догадался Павлюк. - Но услышат ли в трюме? Мой номер семь: огнетушитель и топор», - вихрем проносились мысли.
На случай пожара между командой парохода заблаговременно были распределены обязанности. Каждый числился под определенным номером, и каждый номер знал свой противопожарный инструмент.
Павлюку было известно, что огнетушители находятся в общем кубрике, - их спрятали туда от мороза. Топор лежал в пожарном ящике, тут же, на корме.
Сильным ударом кочегар сбил крышку с ящика и выхватил оттуда топор.
С топором в руках он кинулся к люку, который вел в общий кубрик. Подбежав к нему, еще раз сердито подумал о вахтенном, продолжавшем бить в колокол тревогу: «В кубрике ведь, наверно, ничего пе слышат». По, открыв дверцу, он убедился, что там, видно, сразу услыхали. Пи один моряк не мешкал. Быстро вскочив с коек, даже не одеваясь, все бросились к месту пожара. Павлюк первый схватил огнетушитель и с криком: «Огонь на корме!» - раньше всех очутился на палубе.