— Кто там? — вдруг услышал Степа в трубке чей-то знакомый голос.
— Спасайте! Я сижу в штурманской рубке, а медведь ломает стену.
— Что?
— Медведь напал. Я в штурманской рубке.
— Степа?
— Да, да! Скорей… спешите!
Голос больше не отвечал. Скоро товарищи появятся здесь. Но не придут ли они слишком поздно? Ведь медведь подошел к дверям. Это самое слабое место — крючок на двери слишком мал.
Степа быстро сбрасывает под двери книги, карты, линейки. Но это, конечно, его не спасет.
Медведь, услышав в рубке шум, толкнул дверь. Крючок слетел, и двери приоткрылись. Голова медведя просунулась в дверь. Вооружившись циркулем, Степа прыгнул на стол. Мишка полез вперед, и двери затрещали.
«Медведь погибнет, но я раньше…» — промелькнула мысль у Степы, когда он вспомнил, что товарищи уже знают, в какой он опасности.
«Вооружаются… минут через пять будут здесь… чтобы увидеть, как медведь меня грызет».
Зверь наполовину уже влез в рубку. Степа зажег фонарь. Перед ним стоял страшный, разъяренный, хотя и несколько озадаченный светом зверь.
Юнга поднял руку с циркулем, собираясь в последнюю секунду ударить медведя в глаз.
Но внезапно зверь, вместо того чтобы прыгнуть на Степу, повернул голову, яростно заревел и отодвинулся назад. Он хотел выйти из рубки, но это нелегко было сделать из-за узких дверей.
Степа услышал, как кто-то пробежал по палубе и затем по маленькой лесенке вылез на крышу рубки. Медведь бросился за неизвестным.
«Наверное, Запара выскочил без оружия, угостил чем-то медведя, а теперь прячется на крыше», — подумал юнга.
В ту же минуту кто-то спрыгнул с крыши и вскочил в рубку. Мальчик осветил его фонарем.
— Степа, ты еще живой?
Перед юнгой стоял Павлюк с топором в руках.
— Винтовки у меня нет, — пояснил кочегар, — я схватил топор и айда сюда на разведку — узнать, что здесь за медвежья осада. Вижу — дела плохи: враг уже ворвался в твою крепость… Я не стал терять времени, ударил зверюгу по ногам — и в сторону. Только прыгнул на крышу, а он уже около меня. Но я его угостил по морде, правда легонько… Слышишь, как воет?
И в самом деле, медведь, завывая, карабкался на стену.
— Ну, сейчас я его раза два стукну топором, и хватит с него, — заявил Павлюк, подойдя к дверям. — Что это ты здесь понабросал? — спросил он, наступая на книги. — Ну-ка, посвети.
Медвежья голова хрустнула под сталью топора. Двумя могучими ударами кочегар прекратил агонию зверя.
— Павлюк, — обратился к своему спасителю Степа, выйдя из рубки и освещая фонарем мертвого медведя, — как ты очутился в радиорубке?
— Я… так, — неохотно забормотал Павлюк и сразу же перевел разговор: — Пойдем расскажем поскорей о медведе, и пусть наш боцман принимается за свежеванье.
Г л а в а V
В ту ночь на небе особенно сильно блестели звезды, а воздух как бы замер. Силуэт парохода поднимался над льдиной таинственным привидением, протягивающим в небо обледенелые мачты. Человек, который осмеливался высунуть нос на палубу, чувствовал, как у него слипались губы и тяжелели веки от невидимой морозной пыли.
За столом трюмной столовой две партии играли в домино. Торба с Соломиным мерились силами в шахматы. Стол освещался электрическими лампочками, но светили они, словно какие-нибудь плошки, — в углах комнаты оседала темнота, и оттуда тянуло сыростью и холодом. Раскаленная докрасна железная печь нагревала воздух около стола. Место у печи заняли шахматисты. Партия в шахматы была приравнена к трем партиям в домино. Кто раньше кончит, тому и достанется «лежбище», как называли на пароходе теплое место.
Степа протестовал против условия, что одна партия в шахматы приравнивается к трем партиям в домино.
— Они, — кивнул он головой на шахматистов, — не так интересуются игрой, как тем, чтобы поскорей кончить партию… Нужно установить: партию за партию.
— Верно, — поддержал Степу Вершомет. — Хватит морочить нам голову.
— Обратитесь к Павлюку, — смеясь, отвечал механик, — это его обязанность рассудить нас. Он же председатель товарищеского суда.
— Да, к Павлюку! — недовольно бурчал Котовай. — А где он? Понесло же его в такой мороз на палубу…
— Это не наше дело. Мы тут ни при чем, — насмешливо отвечал Соломин, радуясь, что взял у Торбы коня.
— М-м… — замычал механик, но тут же, заметив недосмотр Соломина, снял его ферзя и продолжал уже бодрее: — И что за чудак этот Павлюк! В такую холодину сидеть наверху, в нетопленной каюте…