- Интересно, - хмыкнул я, - споешь?
- Зачем? - удивился Готнерим.
- Просто хочу ее послушать. А я в ответ спою песню, которую ты никогда не слышал, - предложил я.
- Хорошо, - он набрал в грудь побольше воздуха и запел.
Признаюсь, песня меня поразила. Она пелась на необычном, рычащем и грубом языке, который, тем не менее, оказался очень богат на выражения. В песне пелось о воине, который ушел далеко от дома за славой, как сражался он с полчищами врагов, как полюбил и как погиб. Эта песня оказалась наполнена таким смыслом, в ней было столько эмоций, что я невольно хватался за оружие. Удивительно, впервые я попал под воздействие местных песен.
- Это восхитительная песня! - оценил я, когда Готнерим умолк.
- Это да, - гордо кивнул он, - а теперь спой ты, послушаю.
Я, немного поколебавшись, все же незаметно отпустил амулет-переводчик, который сжимал под плащом. Лучше спою так, как это звучит на самом деле. Задумавшись, какую лучше спеть песню, я, наконец, определился. Хотелось поддержать военную тематику, вот только песня была не боевая, а победная. Думаю, она знакома каждому.
- День Победы. Как он был от нас далек... - я прикрыл глаза, полностью отдавшись песне. В голове крутились различные картины. Но перед глазами наиболее ярко стояли марширующие солдаты и толпы людей с цветами. Вспомнились ветераны, девятое мая, уже недавнее. Все было настолько ярко и эмоционально, что я буквально выпал из реальности. "Очнулся" только тогда, когда спел последнюю строчку.
Открыв глаза, я обнаружил, что мы стоим. Кони нее двигались, замерев. А Готнерим смотрел прямо, а глаза его предательски блестели. Он еще пару секунд так пробыл, потом пришел в себя. На лицо наползла прежняя маска сурового воина, но в глазах была тоска.
- Глеб, твоя песня великолепна! Мне почему-то сразу вспомнились те дни, когда я возвращался из длительных походов и наймов после тяжелейшей битвы. Я не знаю, почему. О чем твоя песня? Я такого языка не слышал.
- Песня о великой победе над великим злом, - ответил я, особо не вдаваясь в подробности. Не хватало еще выдать свою "иноземность". Нужно поосторожнее с песнями, они слишком меня выдают.
Ладно, главная цель достигнута - Готнерим больше не считает меня врагом. По крайней мере, я на это очень надеюсь. Очень не хочется путешествовать с обозленным воином, а вот союзник, который поддержит в бою, особенно опытный воин, умеющий владеть холодным оружием, может стать для меня билетом на безопасный проезд по дороге. Конечно, черт их знает, этих разбойников, но все же.
Дорога потянулась надоедливой лентой. Спасали разговоры, которые часто завязывались сами собой в особенно тоскливые и скучные моменты. Готнерим оказался на удивление очень интересным собеседником. Но меня удивил один интересный момент. Готнерим складывал песни. Точнее, пытался их сложить, и его строки были потрясающими стихами, но для песни на мой взгляд они не подходят.
Вообще, сказал про это Готнерим случайно, когда мы обсуждали различные песни, а потом минут пятнадцать бил себя в грудь и потрясал кулаками, отвергая данный факт. Но всеобъемлющее любопытство русского человека сломили сопротивление племенного человека, и он все рассказал.
Оказалось, что втайне от всего люда он писал стихи. В основном, они были на военную и боевую тематику, но в них было столько смысла и чувств, что я ничуть не сомневался - стоит Готнериму влюбиться, как стихи резко станут романтичными. В общем, поэт из него был талантливый. Свои стихи он хранил в голове, потому как плохо владел письменностью. Точнее, в его племени не было письменности, а сам Готнерим писал только на родном языке. Но стоит отметить, что его голова обладала очень долговечной памятью, так что все стихи Готнерим помнил наизусть.
В общем, так мы и ехали. Я постепенно привыкал к коню, Ворон тоже уже пообвык, наше передвижение стало намного комфортнее, а управление конем упростилось. Двигались мы практически весь день, встав на привал только тогда, когда дорога пошла вдоль небольшой, но быстрой и глубокой реки.
Речная прохлада приятно дула в лицо, остужая его после на удивление жаркого перехода. Похоже, передвижение на юг делало свое дело. Если в Рикависе было прохладно, даже холодно, то здесь была температура относительно приемлемая, как в конце весны. Не думаю, что надолго она сохраниться, но все же было приятно наслаждаться этими моментами.
На привале ужинали настоящим деликатесом. Готнерим оказался не только опытным охотником, но и рыбаком. Он острогой, наскоро сделанной из обломанной у дерева ветки, прямо у берега наловил с десяток рыбин. Эти рыбы были очень похожи на осетров, точнее, ими и оказались. Это был первый раз, когда я полакомился черной икрой.
И вот нас ждала вскорости большая деревня. Река, вдоль которой мы двигались, впадала в огромное озеро. Это озеро раскинулось на огромное пространство и, как рассказывал Готнерим, было глубже самой глубокой реки и шире самой широкой реки. Да еще, как оказалось, в дальнем краю этого озера, где оно сужалось, предоставив возможность построить мост, был отвесный обрыв, с которого срывались излишки воды озера.
Я заинтересовался. Мне сразу представилась картина изумительной красоты. Бескрайнее озеро, на которое падают отсветы яркой зари. У бережка плавают несколько лодок, часто скрываясь за нависшими над озером деревьями.
И вот, уже к полудню мы подошли к деревне. Еще издали я увидел, как река впадает в озеро. Вода у места впадения была кристально чистой, а вот спустя пару десятков метров... я сначала подумал, что мне просто кажется, но потом действительно уверился, что озеро было грязным. Повсюду плавали гнилые стволы деревьев, вода была темной от грязи. Растительность у берегов была чахлой, умирающей. Да и само озеро умирало.
Деревушка оказалась не лучше. Среди низких, небольших домов валялось множество мусора, повсюду грязь. Самым чистым местом был тракт, по которому мы двигались. И надо же такому случиться, что у Ворона слетела подкова. К счастью, обошлось без падений и травм. Но мы вынуждены были остановиться в деревне на какое-то время, чтобы поставить новую подкову.
Я брезгливо поглядывал на окружающую обстановку. Когда уже подошли к местному кузнецу, мимо нас прошло четыре разумных, несущих странное существо. Оно было низким, ноги-руки короткие, перепончатые. Голова без шеи, лицо не сказать, что уродливое, но и не прекрасное. Большущие глаза были прикрыты, груди существа едва вздымалась, а изо рта лилась тонкой струйкой ярко красная кровь.
- Что это? - спросил я ошарашенно.
- Водяные, - ответил Готнерим, - полуразумные существа, живущие в реках и озерах.
- И зачем этого поймали? - спросил я.
- Местные алхимики вытапливают из них жир, который подмешивают в свои зелья. Так же их любят подавать на стол в дорогих заведениях. Эта деревня занимается промышленным ловом водяных, вот только их становится все меньше. Вообще я давно заметил, как подорожали зелья из их жира. Похоже, повсюду водяных осталось мало.
- Господи, - шепотом сказал я, потрясенный этим. Ну, я ничего не смогу изменить, да и не хочу. Меня это не касается.
Местный кузнец, имевший вид ну очень ненадежного человека, а конкретно - пьяницы, взялся за подкову. Я хоть и пригрозил, что за плохую работу отлуплю нерадивого работника, но, видимо, особо ничего не добился. Мне только и оставалось, что вздохнуть и пойти прогуляться. Конечно, не по деревне, а по берегу. Кузнец затребовал времени до вечера, так что нужно было чем-то заняться. Готнерим сказал, что хочет сходить на охоту, поэтому с конем скрылся в далеком лесу. А я пошел.
Чем дальше от деревни, тем больше жесткая и мертвая земля сменяла грязь и мусор. Наконец, спустя целый час ходьбы, я набрел на небольшую заводь. Она оказалась закрыта от основного озера большим завалом из кучи деревьев. На ложке и пытаться не стоит пролезть. Вода была на удивление чистой, не настолько, как могло быть, но и не грязной. По берегам зеленели деревца и трава, которые уже к осени медленно засыпали.