— А Ричард будет там? — спросила Лайла.
— Где?
— Где мы остановимся.
— Вряд ли. Пожалуй, даже нет.
Когда горелка нагрелась докрасна от паяльной лампы, он слегка приоткрыл ручку горелки. Занялось жаркое голубое пламя. Федр потушил паяльную лампу и поставил её на полку так, чтобы горячее сопло не касалось чего-либо. Затем он наполнил чайник водой из бака и поставил его на печку.
Лайла спросила: «Как давно ты с ним знаком?»
— С кем?
— С Ричардом.
— Слишком давно.
— Почему ты так говоришь?
— Я просто люблю бывать один.
— Ты затворник, а? — сказала Лайла. — Совсем как я.
Он поднялся по лестнице наполовину, чтобы убедиться, что она верно держит курс. Всё было в порядке.
— Должно быть приятно иметь такую яхту, — продолжала она. — Никто тебе ничего не прикажет. Просто плывешь, куда хочешь.
— Да, верно, — отозвался он. Он впервые увидел, как она улыбается. — Жаль, что так вышло с завтраком. Мы стояли у рабочего дока, рядом с краном. Надо было освободить место, чтобы он мог работать.
Когда кофе был готов, он вынес его наверх, сел напротив неё и взялся за руль.
— Как хорошо, — сказала Лайла. — На той яхте, где я была, было слишком тесно. Все время кто-то мешался под ногами.
— Здесь этого нет.
— Ты всегда плаваешь один?
— Иногда один, иногда с друзьями.
— Ты ведь женат, не так ли?
— Разведен.
— Я так и знала, — сказала Лайла. — Причем не так уж давно.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что на яхте совсем нет еды. Настоящие холостяки всегда готовят сами. У них не бывает только собачьей еды в холодильнике.
— Зато уж в Ньяке мы закажем самый большой бифштекс.
— А где это, Ньяк?
— Не очень далеко от Манхэттена, на стороне Нью-Джерси. Оттуда всего лишь несколько миль.
— Отлично.
— У тебя в Нью-Йорке много знакомых?
— Да. Множество.
— Ты там жила?
— Да.
— Чем ты занималась?
Она бросила на него мимолетный взгляд. — Я там работала.
— Где?
— Много разных работ.
— Ну а какого рода работа?
— Секретаршей, — ответила она.
— А-а-а, — протянул он.
На этом вроде бы все исчерпалось. Ему не хотелось, чтобы она разглагольствовала о машинописи.
Он подумал о том, чтобы сменить разговор, но он не мастер судачить о чем попало. И никогда им не был. Вот Дусенберри здесь пригодился бы. Все получалось снова как в резервации.
— Тебе нравится Нью-Йорк? — спросил он.
— Да.
— А почему?
— Люди там такие любезные.
Она что, иронизирует? Нет, по выражению лица этого не скажешь. Оно было бесстрастным. Как будто бы она никогда и не бывала в Нью-Йорке.
— Где ты жила там?
— На западных сороковых улицах.
Ему хотелось, чтобы она продолжала, но она не стала. Вот здесь, очевидно, и есть загвоздка. Настоящая болтунья. Да она даже хуже индейцев.
Какая разительная перемена по сравнению со вчерашним. Сегодня нет никакого просвета. Просто смурное лицо, взгляд устремлен вперед, но ничего не высматривает.
Он понаблюдал за ней некоторое время.
Хотя лицо у неё вовсе не злое. Нельзя сказать, что оно низкого качества. Если хотите, оно даже миловидно.
Он подумал, что голова у неё широкая. Антрополог назвал бы её брахицефалом. Судя по фамилии, возможно, саксонский тип. Голова простолюдинки, средневековой бабы, которую можно дубасить. Нижняя губа готова дрогнуть. Но нет ничего злого.
Глаза же у неё были отсутствующими. Лицо, тело, манера разговора и действий — все было жестко и готово к действию. Но глаза, даже если она смотрит прямо на вас, совсем другие, как у испуганного ребенка, глядящего вверх со дна колодца. Они вовсе не вписывались в общую картину.
Природа прекрасная, живописная долина реки, волшебный день, а она даже не замечает этого. Он подумал, а с чего бы она вообще пустилась в плаванье. Пожалуй, разрыв с людьми на предыдущей яхте, её расстроил, но ему не хотелось впутываться в это.
Он спросил: «А с Ричардом Райгелом у тебя хорошие отношения?»
Она как бы вздрогнула. — А с чего ты взял, что мы с ним не ладим?
— Вчера, когда ты впервые появилась в баре, он велел тебе закрыть дверь, помнишь? А ты хлопнула и спросила: «Ну что, доволен?» У меня сложилось впечатление, что вы знакомы, и что оба сердитесь.
— Да, я знакома с ним, — ответила Лайла, — и у нас есть общие знакомые.
— Так отчего же он осерчал на тебя?