Но эта часть плана была очень важна, ведь я плел свою интригу не только против сокамерников и богатеев. В этом деле участвовала и третья сторона - банда разбойников, именовавшая себя "Шесть ножей". И если этот узелок не завяжется - многое полетит в тартарары.
Мне ничего не оставалось делать, как посвятить своего знакомца в часть плана. Но только в часть.
- Эрнан, тут дело серьезное, - сказал я, окончательно убедившись в тщетности своих уговоров. - Я не хотел тебе говорить всего, но раз другого выбора нет...
- Слушаю, - странным тоном вопросил он. В нем слышалось многое: от попытки казаться непоколебимым до искреннего любопытства.
- Я готов рассказать тебе еще часть истории, - хмуро начал я. - Она объяснит тебе, почему я так рвусь наружу.
Юноша продолжал молчать, но его взгляд требовал продолжения.
- Помнишь, с чего началась моя история?
Он кивнул, и черные вихры на миг рассыпались по лбу.
- С того, что в мою камеру подселили заключенного. И он похвастал нам, что его банда собирается напасть на Графиню Вортексскую с дочерью.
Опять пауза.
- Бандиты знали все: в какой день поедет карета, по какой дороге, кто именно в ней поедет, будут ли у них деньги. И знали про охрану - сколько ее будет и как она будет вооружена.
Юноша снова кивнул. Все это он слышал. Но в отличие от меня, повода для волнений не находил.
Зато быстрее всего в моем намеке разобрался Раен.
- Им разболтали. Кто-то из нашего поместья, - не выдержал напряжения он и тут же прикрыл рот ладонью. Но юнец не разозлился на чересчур несдержанного слугу. В тот момент ему было не до нравоучений: Раен указал ему на то, что он, по своей неопытности, проглядел.
Собравшись с мыслями, юноша пристально взглянул мне в глаза.
- Это правда? Кто-то из наших слуг... - На остальную часть фразы у него не хватило смелости.
- Да, - милостиво отозвался я. - Кто-то из ваших слуг был болтлив с разбойниками.
- Но кто? Кто этот негодяй? - взвизгнул он: природная вспыльчивость крови мигом напомнила о себе.
- Да кто угодно. Вездесущие лакеи, домашняя обслуга, дворовая прислуга. - И, заметив мрачный взгляд высокородного, добавил: - Не стоит так переживать. Это обычное дело. Недовольные слуги много чего готовы рассказать о тайнах и пристрастиях своих хозяев. А если за бутылку вина или пару-тройку золотых монет...
Эрнан никак не желал успокаиваться. Мысль о том, что его мать и сестра могли попасть в переделку из-за какого-то не в меру обидчивого слуги, бесила его. Мне снова пришлось успокаивать юного графа.
- Да брось ты злиться. Это обычное дело для слуг. Поверь мне. Я таких историй много знаю. Наслышался за столько лет.
Эрнан успокаивался долго, стуча кулаком по ручке кресла. А утихомирившись, спросил:
- Значит, прося у меня разрешения покинуть особняк, ты хотел выяснить, кто стоит за всем этим?
А башка у парня все-таки варит.
- Найти, а главное - убедиться, чтобы в последний момент он ничего не испортил.
- Не испортил? - Эрнан был в недоумении: он не успевал следить за ходом моих рассуждений.
- Всяко бывает, - пожал плечами я и запустил пятерню в рыжие вихры. - Предатель, кем бы он ни был, может заметить приготовления, делаемые Кристеллом дел Армаком и его людьми перед поездкой. И тогда... Если этот человек хочет смерти твоим родным, или же он рассчитывает получить часть с награбленного, он может постараться помешать плану избавления.
- Как? - нахмурился он.
- Как-как? Незаметно. И вот это я и хотел предупредить - найти и проследить за этим человеком. Но для этого я должен свободно передвигаться по особняку и за его пределами, - с нажимом заявил я.
-Но мать распорядилась...
- Согласен, в этом доме повелевает твоя мать. И тебе трудно будет пойти против его слова, ее решения. К тому же Кристелл тоже не будет в восторге от моих... прогулок. Конечно, - добавил я как бы мимоходом, - я рассказал тебе все, и ты мог бы постараться сам найти этого гада и подонка. Но ведь и ты согласись: лучше, чем я, этого не сделает никто, - выразил я очевидное. - Не только рыбак рыбака видит издалека, а и такие, как я, - если ты понимаешь, о чем речь. Но для этого мне нужна свобода. В рамках усадьбы, разумеется.
Эрнан мрачнел все больше, и теперь он был похож на небольшую грозовую тучу. Пальцы, сжимавшие ручку кресла, побелели.
- Теперь решать тебе, - сказал я и уставился в окно, любуясь первыми лучами заката. - Судьба твоих родных в твоих руках. Хватит ли у тебя мужества помочь им вопреки их решению?
Юный граф снова напрягся. Слова гостя жалили не слабее материнской розги, запомнившейся ему с детства.
И не мудрено. Кем он был в своем фамильном доме? А по существу никем, таким же заключенным, как и я сам. Только вот его комната была попросторней, одежонка получше, да и кормежка посытнее. Ни его слово, ни его желания здесь не значили ничего. Он настолько сжился с таким положением дел, что стал принимать оное как само собой разумеющееся. В этом доме главенствовали женщины, а мужская половина ничего особенного не представляла.
Так было до сих пор.
Но тут вдруг, словно из ниоткуда, появляется этот худощавый юноша с рыжими патлами (я то есть). Не то заключенный, не то дворянин - и дает ему, юному графу, поддержку, словно он лоза, а гость - могучее дерево. Разглядев и признав его мужские черты, он предлагает нечто невозможное - то, что он, Эрнан, бессознательно и безуспешно пытался найти всю свою жизнь. Настоящее дело - спасти собственную семью, собственную кровь.