«Точно! Это же тот секретарь, что приходил вместе с Элисоном в департамент с пару недель назад!»
– Бэкворт мог пойти к Элисону уже после отказа Эллимайны, - предположил Лайон.
– Верно. И всё же есть определенный шанс, что именно он сливал мэру сведения о встречах.
Предположения были слишком притянутыми за уши, но Лайон мог с этим работать. Он вспомнил, что Глоу во вчерашнем допросе также упоминал Бэкворта в качестве связного. Может быть так, что Элисон опутал кампанию Эллимайны сетью шпионов, которые передавали информацию о шагах эльфийки. Подозрения снова падали на мэра. Сам или чужими руками, он мог устроить покушение на Эллимайну. Если он наверняка знал, что никто не подхватил упавший стяг Эллимайны, то мог бы решиться. С другой стороны, с пятном в виде подозрений в убийстве кандидата, мэр бы явно не выиграл выборы. Даже если бы его соперником был одиозный Триандл Даргосский.
Лайон поблагодарил Шанну за помощь (заплатив тысячу фартингов в руки) и покинул бордель.
Глава 22
Подъезжая к мэрии, Лайон пытался вспомнить, когда и при каких обстоятельствах последний раз был в этом здании. Будто весь успех допроса Бэкворта состоял только лишь в этом полузабытом воспоминании. Мозг медленно по кусочкам составлял события того дня полтора года назад.
Кажется, Лайону пришло приглашение на званый ужин по случаю открытия приюта для беженцев в Эджипорте. Письмо обещало много вкусной еды и дармовой выпивки. Но он, склонный соглашаться на подобные предложения, не желал выбираться из кровати. Всё естество протестовало – его подташнивало, болела голова, а перед глазами плыли едва заметные пылинки. Накануне Сэнвелл вытащил его из какого-то захудалого бара в доках и, по ощущениям, ему неплохо ударили по голове. Сам Лайон тот вечер напрочь не помнил, что лишь мирило с мыслью о неравной драке с местными завсегдатаями.
Ещё Лайон не хотел идти, потому что пришлось бы улыбаться этим лизоблюдам. С ними наверняка нужно беседовать, справиться о здоровье детей, родственников и домашних животных и, конечно же, радоваться прекрасному мероприятию. Слава мэру, мэру хвала!
Сэнвелл тогда настоял на поездке:
«Выходы в свет позволяют вам не одичать, Лайон».
Да, одичаешь тут!
Вечер получился прекрасным только лишь потому, что Лайон прямо на входе вылил в себя три бокала игристого вина, которые мгновенно затуманили разум и слегка развязали язык. Он даже пообщался с кем-то на повышенных тонах, дискутируя о новом законе акцизов на бензин, который провели в столичном Сенате. Когда начался аукцион, Лайон уже был крепко пьян, так что у него не возникло сожалений, что спустил около пятидесяти тысяч фартингов на какие-то безделушки. Все деньги пошли на благотворительность, и великосветские дамы ещё долго отмечали его широкие жесты. Разумеется, в положительном ключе.
Но почему же он должен был вспомнить этот приём?
Лайон перебирал в голове то немногое, что позволяло воспроизвести сознание, затуманенное сочетанием игристого вина и головной боли. Какие-то лица, слова, выкрики, поздравления, сочувствия… Внезапно Лайон увидел перед глазами Эллимайну на сцене. Ослепительную в свете софитов. Эльфийка что-то говорила собравшейся публике, Лайон отпускал цветастые комплименты миловидной помощнице, не отводя взгляда от её декольте. И в тот момент, когда Лайона стали чествовать, как самого щедрого покровителя центра для беженцев, его одёрнул кто-то из стоящих на сцене. Одёрнул грубо, сказал что-то вроде: «ведите себя подобающе!». Это был не Сэнвелл. Дворецкого не пропустили на мероприятие для сливок Бёрка.
От внезапного озарения Лайон чуть не потерял управление и не влетел в двигавшуюся вперед машину. Это был Алан Бэкворт! Он как раз работал в штабе эльфийки. А Лайон в ответ пообещал, что если помощник не заткнется, то он лично проконтролирует, чтобы тот сожрал свой галстук.