И здесь его интерес привлекло к себе кино. Снимать он начал, еще будучи в школе, и благодаря настойчивости и старанию вскоре начал получать коммерческие заказы.
В 1976 году Мартин снимал в Нью-Йорке своего «Таксиста», фильм о том, как одиночество оборачивается безумием. Темой всех его предыдущих работ была, как правило, ущербность главного героя, одержимость неким внутренним демоном. Демон этот изо всех сил стремился заявить о себе и взять под контроль жизнь своей жертвы.
Его фильмы в большинстве своем не предлагали никакого решения, никакого облегчения, никакого выхода, лишь бесконечное напряжение и полную безысходность. И все-таки его герои пытались найти искупление — какая бы извилистая тропа не вела к нему.
«Сценарий «Таксиста», написанный Полем Шредером, — рассказывал Мартин, — повествует о злости на женщин и на многое другое в жизни. Я, можно сказать, разделял многие из этих чувств частично потому, что я был не в состоянии завязать с кем-либо контакт, я был не способен вступать в отношения, какие обычно людям хочется иметь с «идеализированной женщиной». Так что и ревность, и злость были самые что ни на есть настоящие. Многие годы они камнем давили на меня. Не отрицаю, дело скорее было во мне самом, чем в них. И многое из того, что говорится в «Таксисте», — это отчаяние и неспособность завязать контакт. И как, представьте себе, мучительно снимать об этом фильм, потому что ты сам пережил все это на собственной шкуре».
В те дни, когда Мартин снимал «Таксиста», он встречался с Джулией Камерон, причем ревновал ее так, что это граничило с паранойей.
После картины «Нью-Йорк, Нью-Йорк» для Лайзы материализовался новый проект. Идея поставить мюзикл под заглавием «Собственной персоной» первоначально исходила от Джорджа Ферта, автора нескольких бродвейских хитов. Ферт был заинтригован историей Мишель Крейг, хорошо известной и уважаемой певицы, тем, что действительно имело место в ее жизни. Схема, которая пользовалась особой популярностью в те годы, а сейчас кажется устаревшей, предполагала, как и в случае с «Лаки Леди», использование ретроспективы. Реализация проекта началась с того, что однокашник Лайзы Марвин Хэмлиш написал аранжировку музыкального оформления. Но к тому времени как Лайзе стало известно о проекте, Хэмлиша уже заменили на ее старых знакомых Эбба и Кандера, и отсюда становится ясно, как ей удалось заполучить для прочтения сценарий. Сценарий ей ужасно понравился, и она загорелась желанием сыграть Мишель — по ее словам, то была «лучшая женская роль на Бродвее за многие годы».
Естественно, Ферт также горел желанием заполучить к себе Лайзу. Та потребовала, чтобы режиссером мюзикла сделали Мартина Скорсезе, что наверняка должно было насторожить Ферта. Ведь Мартин привык иметь дело с кино, а не со сценой. Но Лайза наотрез отказалась сыграть роль, если режиссуру не поручат Мартину. Выбор художника по костюмам, Теодоры ван Ранкл, тоже оказался неудачным. Она всю жизнь создавала костюмы для кино, а не для театра. Когда ее попросили выполнить костюмы для «цыганок», ван Ранкл придумала костюмы, которые чудесно смотрелись бы в любом цыганском таборе. Увы, ее ошибка заключалась в том, что на языке театрального ремесла слово «цыганки» означало девушек из кордебалета, а отнюдь не представительниц кочевого племени. Лайзе в срочном порядке пришлось послать сигнал бедствия своего приятелю Хальстону. Тот, разумеется, быстренько переделал костюмы, что обошлось Лайзе в 100 тысяч долларов, ведь платила она из своего кармана.
4 июля 1977 года в Чикаго наконец взмыл занавес — началась обкатка спектакля. Первоначальное название заменили на новое — «Пусть светит дальше», и под таким названием пьеса была представлена в качестве совместного проекта Лос-Анджелесской и Сан-Францисской опер, после чего ее переименовали в «Акт». В этом виде она перекочевала в Сан-Франциско, удостоившись до этого нескольких недоброжелательных отзывов. После премьеры в Сан-Франциско кто-то из тех, кто имел к мюзиклу непосредственное отношение, но пожелал остаться анонимным, подвел итог: «Контракт оставлял за Лайзой последнее слово по всем вопросам — включая даже возможность вытурить или оставить Скорсезе. Поначалу всем хотелось поскорее от него избавиться. Но потом те же самые люди решили — а почему бы ему все-таки не остаться благодаря их дружбе. Могло показаться, будто Лайза ввязалась во всю эту затею исключительно ради Мартина. Правда, беспокоило то, что она была ему чересчур предана и, как мне кажется, слишком слепо его любила».