Мартин Скорсезе – дитя Манхэттена, дитя всего Нью-Йорка. В этом городе он появился на свет 17 ноября 1942 года в семье Лючино Чарльза и Катрин Скорсезе, ревностных католиков, чья жизнь вращалась в орбите швейных фабрик. Мартин рос худосочным мальчиком. Он страдал астмой и поэтому чувствовал себя аутсайдером среди рослых, крепких парней и уличного хулиганья итальянской части города. Он так часто болел, что другие мальчишки из их квартала прозвали его «Мартин-Пилюля». Если Мартину нужно было куда-то выйти из дома, за ним присматривал его брат Фрэнк, но чаще Мартин оставался дома вместе с матерью.
Вот как Фрэнк описывает их квартал: «Нравы там царили жестокие – банды, драки. То и дело возникали потасовки. В середине ночи просыпаешься и слышишь крики – значит, снова где-то дерутся. Бывало, опустишь ставни и продолжаешь спать, потому что это не твое дело, а если попробуешь вякнуть, тебе несдобровать. Можно сказать, мы жили, подчиняясь праву сильного, и умирали так же».
Мартин пошел в алтарные служки, однако здесь ему пришлось пережить немало неприятных мгновений, пытаясь ужиться с идеей греха, особенно греха мастурбации, церковный запрет на которую был принят им дословно. «Я воспринял его со всей серьезностью, – рассказывал он. – Это противно Богу и не исключено, что вы убьете себя».
Однако, когда он исповедовался священнику, тот успокоил мальчика следующими словами: «Нет-нет, это все чушь. Не стоит понапрасну волноваться. Просто надо научиться контролировать некоторые свои позывы, вот и все».
Успокоенный, Мартин решил, что станет священником и тогда у него тоже появится осанка и уверенность в себе, свойственные священнику. Однако Мартин пересмотрел свое решение после того, как его перевели в среднюю школу Кардинала Хейза, что в Бронксе, где он услышал, как священник отстаивал войну во Вьетнаме, объявив ее священным крестовым походом. Эта точка зрения шла вразрез со всем тем, во что веровал юноша. Но даже там он готовился к принятию священного сана, однако провалился на вступительных экзаменах на теологическое отделение Фордхэмского университета и вместо этого поступил в НьюЙоркский университет, чтобы изучать английский. И здесь его интерес привлекло к себе кино. Снимать он начал, еще будучи в школе, и благодаря настойчивости и старанию вскоре начал получать коммерческие заказы.
В 1976 году Мартин снимал в Нью-Йорке своего «Таксиста», фильм о том, как одиночество оборачивается безумием. Темой всех его предыдущих работ была, как правило, ущербность главного героя, одержимость неким внутренним демоном. Демон этот изо всех сил стремился заявить о себе и взять под контроль жизнь своей жертвы.
Его фильмы в большинстве своем не предлагали никакого решения, никакого облегчения, никакого выхода, лишь бесконечное напряжение и полную безысходность. И все-таки его герои пытались найти искупление – какая бы извилистая тропа не вела к нему.
«Сценарий «Таксиста», написанный Полем Шредером, – рассказывал Мартин, – повествует о злости на женщин и на многое другое в жизни. Я, можно сказать, разделял многие из этих чувств частично потому, что я был не в состоянии завязать с кем-либо контакт, я был не способен вступать в отношения, какие обычно людям хочется иметь с «идеализированной женщиной». Так что и ревность, и злость были самые что ни на есть настоящие. Многие годы они камнем давили на меня. Не отрицаю, дело скорее было во мне самом, чем в них. И многое из того, что говорится в «Таксисте», – это отчаяние и неспособиость завязать контакт. И как, представьте себе, мучительно снимать об этом фильм, потому что ты сам пережил все это на собственной шкуре».
В те дни, когда Мартин снимал «Таксиста», он встречался с Джулией Камерон, причем ревновал ее так, что это граничило с паранойей.
После картины «Нью-Йорк, Нью-Йорк» для Лайзы материализовался новый проект. Идея поставить мюзикл под заглавием «Собственной персоной» первоначально исходила от Джорджа Ферта, автора нескольких бродвейских хитов. Ферт был заинтригован историей Мишель Крейг, хорошо известной и уважаемой певицы, тем, что действительно имело место в ее жизни. Схема, которая пользовалась особой популярностью в те годы, а сейчас кажется устаревшей, предполагала, как и в случае с «Лаки Леди», использование ретроспективы. Реализация проекта началась с того, что однокашник Лайзы Марвин Хэмлиш написал аранжировку музыкального оформления. Но к тому времени как Лайзе стало известно о проекте, Хэмлиша уже заменили на ее старых знакомых Эбба и Кандера, и отсюда становится ясно, как ей удалось заполучить для прочтения сценарий. Сценарий ей ужасно понравился, и она загорелась желанием сыграть Мишель – по ее словам, то была «лучшая женская роль на Бродвее за многие годы».
Естественно, Ферт также горел желанием заполучить к себе Лайзу. Та потребовала, чтобы режиссером мюзикла сделали Мартина Скорсезе, что наверняка должно было насторожить Ферта. Ведь Мартин привык иметь дело с кино, а не со сценой. Но Лайза наотрез отказалась сыграть роль, если режиссуру не поручат Мартину. Выбор художника по костюмам, Теодоры ван Ранкл, тоже оказался неудачным. Она всю жизнь создавала костюмы для кино, а не для театра. Когда ее попросили выполнить костюмы для «цыганок», ван Ранкл придумала костюмы, которые чудесно смотрелись бы в любом цыганском таборе. Увы, ее ошибка заключалась в том, что на языке театрального ремесла слово «цыганки» означало девушек из кордебалета, а отнюдь не представительниц кочевого племени. Лайзе в срочном порядке пришлось послать сигнал бедствия своего приятелю Хальстону. Тот, разумеется, быстренько переделал костюмы, что обошлось Лайзе в 100 тысяч долларов, ведь платила она из своего кармана.
4 июля 1977 года в Чикаго наконец взмыл занавес – началась обкатка спектакля. Первоначальное название заменили на новое – «Пусть светит дальше», и под таким названием пьеса была представлена в качестве совместного проекта Лос-Анджелесской и Сан-Францисской опер, после чего ее переименовали в «Акт». В этом виде она перекочевала в Сан-Франциско, удостоившись до этого нескольких недоброжелательных отзывов. После премьеры в Сан-Франциско кто-то из тех, кто имел к мюзиклу непосредственное отношение, но пожелал остаться анонимным, подвел итог: «Контракт оставлял за Лайзой последнее слово по всем вопросам – включая даже возможность вытурить или оставить Скорсезе. Поначалу всем хотелось поскорее от него избавиться. Но потом те же самые люди решили – а почему бы ему все-таки не остаться благодаря их дружбе. Могло показаться, будто Лайза ввязалась во всю эту затею исключительно ради Мартина. Правда, беспокоило то, что она была ему чересчур предана и, как мне кажется, слишком слепо его любила».
В Лос-Анджелесе сыграли новую версию спектакля. Критики не оставили от него камня на камне. Дэн Салливэн из «Лос-Анджелес Таймс» писал: «Акт» – глупейший из мюзиклов, когда-либо виданных нами, причем до такой степени, что начинает казаться, будто все это сплошной розыгрыш – вас просто водят за нос».
А тем временем трое из четверых человек, втянутых в роман Скорсезе-Миннелли, – а именно Лайза, Мартин и Джек – усердно отрицали наличие какой-либо половой близости между Лайзой и Мартином. Четвертый участник драмы – беременная жена Мартина, Джулия Камерон – смотрела на вещи куда более трезво. В августе 1977 года она подала на развод, назвав в качестве причины Лайзу и присовокупив к иску кое-какие красноречивые подробности, в том числе, где и когда все происходило. Гнев Джулии, наверняка, подогрело и то обстоятельство, что Мартин подарил Лайзе ее медальон.
В конечном итоге Мартин вынужден был признать, что ни за что не осмелится привезти постановку в Нью-Йорк без того, чтобы не поставить в глупое положение себя самого, свою любовницу и все, что связано со спектаклем. После трехнедельных гастролей в Лос-Анджелесе его свалил подозрительный приступ астмы, и для «оздоровления» мюзикла на его место был призван Гауер Чемпион. Лайзе ничего не оставалось, как постараться выгородить возлюбленного: «Он пришел ко мне и сказал: «Я знаю, что ты мне поверишь. Я не позволю нью-йоркской премьере состояться, если все там не будет по высшему классу. Ты еще ни разу не работала с Гауером, но нам потребуется помощь. Гауер сумеет придать твоему спектаклю изюминку, а мне хочется, чтобы у тебя было все самое лучшее». Так что не подумайте, что Мартин взял и смылся куда-то в Италию. Спектакль занимал все его помыслы».