Как она заявила одному репортеру: «Мне кажется, главная перемена в моей жизни состоит в том, что я больше не напугана, как то бывало раньше. Мне теперь ничего не страшно. Я больше не боюсь встречаться с новыми людьми, я наконец избавилась от преследовавшей меня по пятам тревоги – вы представить себе не можете, какое это счастье! Ведь, когда вы больны, вера ускользает от вас».
И вот теперь, вновь обретя эту веру, Лайза предприняла новое ностальгическое турне – гастроли по Великобритании с заключительным концертом в лондонском «Палладиуме». Она остановилась в отеле «Савой» вместе с Марком – создавалось впечатление, будто их брак снова пошел на лад. Что касается состояния самой Лайзы, то оно улучшилось до того, что она впервые в жизни перестала нервно грызть ногти!
В Лондоне Лайза даже посетила заседание общества «Анонимных алкоголиков». Один из его участников рассказывал следующее: «Лайза поднялась и поведала собравшимся о своих былых проблемах. Для многих это явилось существенной поддержкой – своим рассказом она вселила в нас веру в свои силы».
Турне по Великобритании, включавшее концерты в таких городах, как Манчестер, Брайтон и Бирмингем, закончилось выступлением в лондонском «Палладиуме» 2 марта 1986 года. Сразу же после него Лайза перенеслась в Атлантик-Сити, чтобы принять участие в программе, которая вскоре стала для нее ежегодной, появившись на пару с Фрэнком Синатрой. Позднее они объединят силы на концертах и в телешоу с Сэмми Дэвисом-младшим – и их трио будет вызывать у публики неизменные восторги. Синатра в свое время был приятелем еще Джуди и знал Лайзу с самого ее рождения. Лайза же гордилась тем, что ей выпало счастье выступать с живой легендой.
В начале мая совместная программа СинатраМиннелли продержалась почти неделю. Жизнь Лайзы решительно менялась к лучшему, если бы не одно печальное обстоятельство – пошатнувшееся здоровье ее отца. После выступления в АтлантикСити Лайза предприняла еще серию концертов по Америке и Европе. В Индианаполисе ее застала весть о том, что ее восьмидесятитрехлетний отец серьезно болен. Отменив все концерты, Лайза бросилась в нему в Лос-Анджелес. Винсенте страдал синдромом Альцгеймера, однако забота жены и двух дочерей сказалась на нем благотворно. Лайза провела рядом с отцом два дня, уверяя его, что он поправится. Она также рассказала Винсенте, что ее отношения с Марком наладились, и они еще не потеряли надежду обзавестись ребенком.
25 июля Лайзе показалось, что отец пошел на поправку и она еще может успеть на самолет, чтобы вылететь во Францию, где у нее был запланирован очередной концерт. Увы, она ошиблась. Когда она находилась в небе над Атлантикой, ее отец вечером тихо ушел из жизни. Причиной смерти явилось роковое сочетание пневмонии и эмфиземы, которая, в свою очередь, была следствием его многолетнего пристрастия к сигаретам.
Фрэнк Синатра это странное сочетание имиджей, но именно в нем Лайза нашла поддержку, когда сильнее всего в ней нуждалась. Синатра – это также редкой силы исполнительский талант, снискавший себе немалое количество горячих поклонников, но вот его личная жизнь – совершенно иное дело. В глазах публики это «крутой парень», знающий себе цену и не чурающийся связей с мафией. Прозванный «Председателем Правления» «крысиной стаи» льстецов-прилипал вроде Сэмми Дэвиса-младшего и Дина Мартина, он изо всех сил пытается оправдать данный ему титул. Притчей во языцех стала его грубость по отношению к прессе, как, впрочем, и ко всем тем, кто каким-то образом пытается вмешиваться в его «царскую вотчину». Синатра без тени смущения на публике называет женщин – девками.
И тем не менее, в личной жизни это ранимый замкнутый человек, склонный уходить в себя, на редкость чувствительный и верный в дружбе. Он – безымянный жертвователь различным благотворительным организациям и общественным фондам, и нередко помогает знакомым, если те не в состоянии позаботиться о себе – так, например, говорят, что именно он заплатил за то, чтобы тело Джуди было перенесено в склеп, когда все вокруг отнекивались от этой обязанности.
По незримому «голливудскому телеграфу» Синатра узнал о смерти Винсенте, как и о том, что Лайза, ни о чем не ведая, летит в Париж. Он опасался, как бы, выйдя из самолета в Ницце, она не оказалась взятой в кольцо стаей нахальных репортеров. Тогда весть о смерти отца обрушится на нее, как снег на голову. Синатра тотчас связался по телефону с аэропортом, чтобы сообщить Лайзе прискорбное известие, прежде чем ее со всех сторон атаковали газетчики. Он попытался сделать это как можно мягче.
И тем не менее весть о смерти отца застала Лайзу врасплох – Господи, он умер всего через несколько часов после того, как она попрощалась с ним. Однако Лайза успела на обратный рейс в ЛосАнджелес.
Там ей предстояло пережить еще одни горестные похороны, которые были тем горше, что и здесь столкнулись интересы разных членов семьи. Лайза и Ли вместе взялись за организацию похорон, однако никто почему-то не счел нужным поставить в известность Тину-Нину, и та оставалась в полном неведении, что отец умер. Этому можно найти два объяснения – либо в суматохе об этом просто позабыли, либо решили повременить до тех пор, пока все детали не будут улажены, чтобы освободить Тину от ненужных печальных забот. «Я узнала, что Ли с Лайзой готовятся к похоронам, и никто при этом не спросил моего мнения», – рассказывала она.
Вскоре, как и в случае с Джуди, возникла одна серьезная проблема – как поступить с телом покойного. И Джуди, и Винсенте настаивали на том, чтобы их кремировали. По словам Тины-Нины, Винсенте оставил записку, в которой говорил, что родственники могут поступить с его прахом как сочтут нужным. Но, как и в случае с Джуди, никто и слышать не желал о кремации. И Ли, и Лайза придерживались мнения, что Винсенте надо предать земле, как и подобало такому человеку, как он. Тина-Нина, наоборот, считала, что необходимо выполнить отцовскую волю. Но Лайза решила, что в первую очередь следует прислушаться к голосу живых.
Вот что вспоминает Тина-Нина: «Я поговорила с Лайзой, напомнила ей, что папа не хотел никаких похорон, никакой заупокойной службы. На что она сказала, что таково желание его родных и близких. Ли также хочет устроить пышные похороны, потому что папа был замечательным человеком. У меня создалось впечатление, будто эти похороны – часть шоу-бизнеса».
Через пять дней после кончины Винсенте в Мемориальном Парке «Форест Лаун» состоялась торжественная, со вкусом обставленная церемония. «Форест Лаун» с его прекрасным ландшафтом, усеянным изящными скульптурами, мозаичными стеллами и другими произведениями искусства, – это место не только последнего успокоения голливудских знаменитостей, но и паломничества туристов, одно из трех самых популярных в Южной Калифорнии. Винсенте не похоронили в Беверли-Хиллз, потому что в Беверли-Хиллз никого не хоронят – городские власти не разрешают устраивать здесь кладбище.
Заупокойная служба состоялась в часовне, руководил ею священник Джордж О'Брайен. Попрощаться с Винсенте и проводить его в последний путь собралось около полутора сотен человек, включая родных и близких. Вот как описывает это Стивен Харви, летописец и хроникер кинотворчества Винсенте: «То была одна из тех пышных церемоний, которой Голливуд удостаивает своих великих покойников. Три поколения местных знаменитостей столпились в часовне «Форест Лаун», чем-то ужасно напоминавшей декорации к его картине «Бригадун».
Среди пришедших разделить скорбь присутствовали как звезды, так и близкие друзья. Кирк Дуглас и Грегори Пек произнесли речь. Дуглас назвал Винсенте чудесным человеком с долей загадочности в характере и привычках. Пек превозносил творческие заслуги покойного.
А вот как Харви отзывается об упомянутой Дугласом загадочности Винсенте: «Дуглас заметил, что, несмотря на долгие годы сотрудничества и дружбы, в натуре Миннелли оставалось некое недосягаемое для окружающих ядро, в которое он не желал никого допускать. Что, по всей видимости, и к лучшему, ибо, возможно, именно из этого сокровенного тайника режиссер черпал вдохновение, и, разумеется, Миннелли менее остальных был способен объяснить эту загадку. Его картины можно рассматривать как составной автопортрет и зеркало, в котором отразились место и время становления его «Я». И, как заявил сам Миннелли в своей прощальной ленте, это зеркало само по себе должно быть прекрасным».