Время перемен
Последние годы стали для Лайзы и тех, кто был рядом с ней, временем поразителъных, а подчас и тревожных перемен. Одна из них, пожалуй самая главная, со всей очевидностью проявилась в январе 1989 года за обедом в Нью-Йорке, в разговоре двух братьев, которых объединял некий страшный секрет. Один из вышеназванных братьев – Боб Фроуик, выдающийся американский дипломат, о существовании которого даже не догадывались многочисленные знакомые второго брата. Ну а сам этот второй брат был не кто иной, как один из самых модных, самых почитаемых кутюрье Америки – Хальстон Фроуик, известный миру как просто Хальстон. За обедом в «Сто Первом» Хальстон поведал брату, что его анализ на ВИЧ-инфекцию оказался положительным, а значит, над ним нависла угроза СПИДа.
Боб попачалу отказывался понять, как это брата угораздило подхватить ВИЧ-инфекцию – как вообще взрослый человек может быть так неразборчив в связях и забывать о мерах предосторожности. На что Хальстон заметил, что при условиях соблюдения правильной диеты и размеренного образа жизни, а также благодаря новому медицинскому препарату AZT он проживет еще не один год. Но еще сильнее поддерживали его дух высокие отзывы мира моды о его работах. В статье от 21 апреля 1989 года в журнале «Уимен Веар Дейли», посвященной его творчеству, в частности, утверждалось: «Его четкий, по-настоящему американский стиль заставил говорить о себе на каждой крупной нью-йоркской презентации моды. Его дух вездесущ».
Начиная с ноября 1988 года, когда стали давать знать о себе первые симптомы, Хальстон то впадал в панику, то пытался внушить себе, что все в порядке и ничего, в сущности, не изменилось. Но через несколько дней его настиг очередной удар – предательство друга.
С 1976 года Энди Уорхол вел дневник, в котором подробнейшим образом освещал как свою жизнь, так и дела своих знакомых. Результатом этих трудов явился том объемом в 897 страниц, действующими лицами которого были 1366 знаменитостей, с которыми он вел беседы, развлекался, путешествовал, принимал наркотики. Этот дневник увидел свет весной 1989 года уже после смерти автора. Для Хальстона и его реноме эта публикация явилась тяжелейшим ударом – его имя упоминалось в дневнике более двухсот раз, и всякий раз речь шла о таких вещах, как отношения Хальстона с его возлюбленным по имени Виктор Хьюго, его пристрастие к наркотикам, оргии, в которых он не раз принимал участие, его любовные связи с другими знаменитостями. Разумеется, не были обойдены вниманием и такие его подружки, как Бьянка Джаггер и Лайза, и каждой из них упоминание в пресловутых дневниках обошлось чертовски дорого.
Если верить Стивену Гейнзу, откровения Уорхола были для Хальстона смерти подобны: «По мере того как книга поднималась все выше в списке бестселеров, Хальстон все сильнее злился на Уорхола и тех, кто опубликовал эти злосчастные дневники. В конечном итоге он распродал все картины своего друга по бросовым ценам, лишь бы только не видеть их у себя дома. А то, что не было продано, за так отдал Художественному музею Де-Мойна…»
Все то шаткое присутствие духа, на какое у него еще хватало сил перед лицом надвигающейся болезни, в один момент улетучилось, а вместе с ним исчезли и последние крохи собственного достоинства.
Вскоре после публикации этих дневников его здоровье резко пошатнулось, и месяц спустя он был впервые в срочном порядке госпитализирован с диагнозом СПИД – у него обнаружилась тяжелая форма пневмонии, осложненная саркомой Капоши.
Боб, узнав о госпитализации брата, поспешил к нему в больницу, и первое, что бросилось ему в глаза, это то, как ослаб, как осунулся Хальстон после того их январского обеда. «Я был просто в шоке от того, как ужасно он выглядел, и тогда я подумал, что брат долго не протянет. Он похудел, осунулся, и даже дыхание давалось ему с трудом».
Каким-то чудом Хальстон все-таки поправился и был выписан из больницы, однако по мере того как СПИД брал свое, еще не раз возвращался на больничную койку. Для себя он решил, что не хочет умирать в Нью-Йорке, и в один из периодов улучшения самочувствия улетел в Сан-Франциско. На протяжении вот уже нескольких месяцев у него не было никаких доходов, но денег ему пока хватало. Распродав свою коллекцию искусства и другие ценности, Хальстон с комфортом обустроился в отеле «Марк Хопкинс». Он приобрел себе «роллс-ройс» «Серебряное Облако», на котором колесил по ночным клубам, разбросанным вокруг залива, наслаждаясь – а это уж он наверняка знал – последними отпущенными ему на этом свете деньками.
Лайза звонила ему отовсюду, куда ее заносила работа, интересовалась его здоровьем. Хальстон неизменно уверял ее, что у него все в порядке, он счастлив и в отличном настроении, несмотря на то, что призрак скорой смерти маячил перед ним все явственнее. Вполне естественно, что «Нэшнл Энкуайер» решил нажиться на ситуации, опубликовав материал под аршинным заголовком прямо на обложке:
«Лайза в шоке. Ее приятель модельер Хальстон умирает от СПИДа».
Хальстона так расстроила эта утечка информации, что он тотчас, будучи уже прикованным к коляске, покинул отель и переехал к сестре в Санта-Розу. Вскоре он снова попал в больницу, в Пресвитерианский медицинский центр. Вот как описывает это Стивен Гейнз в своей книге «Просто Хальстон. Нерассказанная история»: «Он всегда был одет в шелковую пижаму, знаменитый яркокрасный халат, и несколько раз в день ему застилали свежие, только что отглаженные льняные простыни. Палата, в которой он лежал, была довольно симпатичная, здесь имелся небольшой диванчик и огромное окно с видом на залив и мост «Золотые Ворота» вдали, и на каждом столике неизменно стояли глиняные горшки с белыми орхидеями». Вскоре его состояние ухудшилось, и когда наступил конец, то это воспринималось как избавление. Он покинул этот мир во сне 26 марта 1990 года в возрасте 57 лет, был оплакан семьей и близкими друзьями, в том числе и Лайзой Миннелли.
Из всех тех, кому он помогал и кто причислял себя к его друзьям, лишь Лайза присутствовала на скромной заупокойной службе, состоявшейся в Пресвитерианской церкви Голгофы, что на Филморстрит в Сан-Франциско. Десятью днями позже Лайза организовала памятный молебен в нью-йоркском Линкольновском Центре. Один из знакомых так подвел итог ее отношений с Хальстоном: «Ее преданность Хальстону – самое прекрасное, о чем мне доводилось слышать. Она всегда была его преданным другом, и когда практически все отвернулись от него, Лайза осталась верна».
В числе тех, кто счел свое присутствие на похоронах необязательным, был и давнишний возлюбленный Хальстона, его приятель Виктор Хьюго. За два месяца до кончины Хальстона Виктор подписал обязательство, что не станет опротестовывать завещание, продавать историю их многолетних, длиною в 17 лет, отношений, давать интервью или каким-то другим образом ставить близких Хальстона в неловкое положение. В обмен на это обещание ему причиталось наследство, выражаемое шестизначной суммой. Разумеется, Виктор быстро промотал деньги, нарушил контракт и предал своего бывшего возлюбленного.
Лайза позже вспоминала: «Последний раз я видела Хальстона примерно за неделю до Дня Благодарения». Тогда он заранее отмечал с ней праздник у себя дома в Нью-Йорке, чтобы по-настоящему отпраздновать День Благодарения в кругу семьи в Санта-Розе. «Я тогда говорила, – продолжает Лайза, – что и это нелегко, и это нелегко, и все вокруг нелегко».
Хальстон же отвечал, что прожил замечательную жизнь, в которой были и успех, и друзья, и все то, что только можно себе пожелать. Он пристыдил Лайзу, сказав, что она просто не понимает, как ей повезло. Когда обед подошел к концу, они обнялись, пожелали друг другу доброй ночи, и Хальстон пообещал, что вернется к ней на Рождество или на Новый Год.
Больше она его не увидела.
Какими бы обидными не были дневники Уорхола, в них дано правдивое описание образа жизни, типичного для Лайзы и ее окружения в конце 70-х и большей части 80-х годов. Из этих дневников со всей очевидностью явствовало, почему Питер Аллен разошелся с Лайзой; они проливали свет на то, каковы должны были быть ее устремления, чтобы вращаться в том обществе, в каком она вращалась.