— Лакей, я, наверное, попрошу очень странную вещь, но… — Амэномитинэ-но-микото повернул к Ёсихико лицо, казавшееся ещё бледнее на фоне сумерек. — Я хочу, чтобы ты достучался до своего знакомого.
Ёсихико вытаращил глаза. Он точно не ожидал, что бог попросит его о таком.
— Если ты отмахнёшься от него, он останется совсем один, — договорил Амэномитинэ-но-микото опуская глаза.
Глядя на бога, Ёсихико мигом обо всём догадался.
Амэномитинэ-но-микото сам хотел достучаться до Тацуи. Это именно он хотел остановить убегающего парня и сказать, чтобы тот больше никогда не бросал таких слов.
Он хотел выплатить свой долг перед сестрой Тацуи.
Он хотел донести до Тацуи то, что узнал от его сестры.
— Ты уверен, что это должен сделать я? — спросил Ёсихико, и Амэномитинэ-но-микото недоумённо моргнул.
— Что? Н-но ведь я бог и не должен вмешиваться в дела людей…
— Ты Китадзима, — Ёсихико усмехнулся, показывая на собранные в хвост волосы бога, его рубашку и джинсы. — Сейчас ты Китадзима.
Амэномитинэ-но-микото шумно вдохнул.
— Ёсихико… — протянул он, словно не зная, что ещё сказать.
Голова Когане поднялась с земли. Лис повёл ушами и мотнул мордой, показывая на едущую между полей машину.
— Понял, — ответил Ёсихико, тоже посмотрев на машину.
Он поднялся, стряхнул с себя солому и стал ждать, когда пара слепящих фар подъедет поближе.
— Вы ждали меня два часа?..
Вернувшись, отец Тацуи несказанно удивился, увидев возле ворот Ёсихико. В то же время он настолько впечатлился рвением юноши, что сразу согласился впустить домой и его, и Амэномитинэ-но-микото, который опять представился как Китадзима.
— Простите нашу настойчивость, но мы очень хотели кое о чём вас спросить.
Они сели в застеленной татами гостиной. Почти весь пол был завален старыми газетами, листовками, рассылками, бюллетенями местного самоуправления, одеждой и так далее — по степени беспорядка это место не сильно отличалось от комнаты за прилавком храма. На столе стояли небольшие ящички с очками, кусачками для ногтей, пультом от телевизора, упаковками от непонятных лекарств, вырезанными купонами, пробниками крема для рук и прочими вещами.
Окно во двор было открыто настежь, перед ним тлела спираль от комаров. Когда стоявший в углу вентилятор поворачивался, Ёсихико переставал понимать, где кончается жаркий летний воздух и начинается дым от спирали.
— Сегодня днём мы ходили по музеям и галереям. Нам везде посоветовали обращаться за помощью именно к вам.
Конечно же, Ёсихико не мог махнуть рукой на такое количество советов. Вдруг этот человек сможет что-нибудь подсказать насчёт белой кандзаси, когда узнает, что корона Нагусы была красной?
Пока отец Тацуи возился на кухне, Амэномитинэ-но-микото без конца оглядывался по сторонам — похоже, он впервые в жизни оказался в человеческом доме. Вдруг он заметил рядом с телефоном кое-какую вещь и сел рядом. Когане тоже подошёл к телефону.
— Что это?..
Штуковина больше всего напоминала женскую заколку, украшенную гравировкой в виде цветов. В целом украшение выглядело довольно старомодным и очень выделялось на фоне остальной комнаты. Ёсихико тоже осмотрел украшение. Может быть, оно принадлежало сестре Тацуи?
Как раз в это время вернулся настоятель, держа поднос с чаем.
— Что вы делаете?
— А, простите, пожалуйста, нам на глаза попалась интересная вещица, вот мы и… — торопливо объяснил Амэномитинэ-но-микото и поднял руки, давая понять, что не прикасался к украшению.
— Она принадлежала Нанами? — осторожно поинтересовался Ёсихико.
Настоятель поставил поднос на стол.
— Нет, это моей жены, — коротко ответил он.
Именно тогда Ёсихико заметил, что возле телефона есть ещё семейная фотография. На ней было четыре человека — ещё совсем маленький Тацуя, его ласково улыбающаяся сестра, а позади детей — отец и мать, похожая на них как две капли воды.
— Это первое, что я подарил ей после свадьбы, поэтому никак не мог заставить себя выкинуть. Тем более, Нанами этой заколкой тоже пользовалась.
— Ясно…
Ёсихико мысленно извинился, ведь это украшение уже стало для Оно семейным сокровищем. Вместе с этим его посетило две мысли: облегчение от того, что он не сломал драгоценную вещь, и лёгкое удивление тем, что отец Тацуи до сих пор хранит её.
— Простите, что так долго ждали меня. Я ездил в больницу к дочери, а потом разбирался с делами, вот и припозднился, — сменил тему отец Тацуи и предложил гостям чай.
Только что он казался ещё неприступнее, чем вчера, но теперь это ощущение исчезло.
— Вы ездили, потому что с Нанами что-то случилось?..
— Нет, просто врачи рекомендуют почаще с ней разговаривать, так что я стараюсь ездить в больницу ежедневно. Всё равно больше я ничем не могу помочь.
Отец Тацуи взглянул на фотографию возле телефона. Ёсихико снова ощутил лёгкое удивление и посмотрел на лицо мужчины. Сегодня он казался мягче, чем вчера — неужели из-за того, что ездил к дочери? И кстати, знает ли Тацуя, что его отец так часто бывает в больнице?
— На самом деле я очень хотел встретиться с тобой снова, — сказал настоятель, и Ёсихико сразу вспомнил, как блестели его глаза вчера, когда он увидел картинку с кандзаси. — Итак, о чём ты хотел поговорить? — настоятель отпил чай.
Ёсихико переглянулся с Амэномитинэ-но-микото, собрал мужество в кулак и ответил:
— Прежде всего я вам должен кое-что рассказать, — Ёсихико достал из сумки копии материалов Ёдзи. — Накануне дня аварии Нанами передала эти документы Ёдзи. Вроде бы она нашла их на старом складе одной семьи прихожан. В них есть упоминание короны Нагусы.
Отец Тацуи мигом переменился в лице и впился взглядом в бумаги.
— «Тобэ Нагуса, сиречь благословенная жрица с короной цвета киновари…». Это значит, что корона, вероятно, была красной, — пояснил Ёсихико.
Отец Тацуи отыскал эту строчку в тексте и вздрогнул. Его возбуждение можно понять, ведь он узнал что-то новое о Тобэ.
— Так это… сделала Нанами? — протянул он, и Ёсихико кивнул.
— Похоже, она принесла документы Ёдзи, чтобы потом удивить вас. Она хотела отнести их вам на следующий день, но случилась авария… Ёдзи был в таком шоке, что совсем забыл о документах.
В комнате воцарилось мучительное молчание. На его фоне работающий вентилятор казался оглушительно громким.
— Ясно… Ёдзи… — отец Тацуи несколько раз кивнул, переваривая сказанное, и сделал пару глубоких вдохов, пытаясь себя успокоить. — Да, тот день подкосил не только нашу семью. Ёдзи досталось особенно сильно, ведь он очень долго дружил с Нанами и Тацуей. С тех пор он так исхудал, что даже я переживать начал.
Ёсихико вспомнил худощавого мужчину с растрепанными волосами. Видимо, авария оставила незаживающую рану и на его душе.
Отец Тацуи самозабвенно провёл пальцами по документам и слегка улыбнулся.
— Не думал, что дочка даже сейчас найдёт, как сделать мне подарок…
На лице настоятеля было столько доброты и нежности, что Ёдзи с трудом признавал в нём вчерашнего мужчину с блеском одержимости в глазах.
— И что дальше? Я так понимаю, ты хочешь задать мне какой-то вопрос в связи с этой новостью? — спросил отец Тацуи, поднимая голову.
— Да, — опомнившись, ответил Ёсихико. — Я хочу спросить: чем в таком случае может быть другая?
Ёсихико полагал, что человек, который столько времени потратил на изучение Тобэ Нагусы, мигом догадается, о чём речь. Амэномитинэ-но-микото тут же уловил намёк, развернул фуросики-цудзуми, поставил шкатулку перед отцом Тацуи и открыл крышку.
— Это же вчерашняя! — отец Тацуи вытаращил глаза и затаил дыхание, не в силах больше сказать ни слова.
Украшение блестело в свете люминесцентной лампы. Несмотря на почтённый возраст кандзаси, она словно сама излучала белый свет.