— Ты сейчас про голод?
Казалось бы, при чём здесь Тобэ Нагуса?
Солнце поднималось на восточными горами, постепенно окрашивая землю в утренний цвет, почти не отличимый от цвета качающегося хвоста Когане.
— Проголодавшись, ты съел этот свой торт, совсем не задумываясь о том, откуда взялась пшеница. Будь ты по-настоящему голоден, стал бы вообще капризничать?
Ёсихико притих. Слова скользнули по его коже, словно остриё клинка. Снова вспомнились слова Окунинуси-но-ками, который призвал не забывать о том, что в одно время голода боялись больше всего на свете.
Котаро говорил, что в древности война была крайним средством — в первую очередь думали о том, как обеспечить себя пропитанием и выжить.
Он не думал, что древний страх перед голодом найдётся так близко.
— Из расчленённого тела Огэцухимэ-но-ками проросли растения — это одно из самых простых и ясных явлений в мире живого. Именно поэтому с древних времён не только в Японии, но и во всём мире ходят сказания о том, как тела дают жизнь еде, которая кормит живых.
Когане оглянулся на заросшую площадку позади себя. Где-то под ней была похоронена голова Тобэ Нагусы.
— Я не удивлюсь, если Тобэ Нагусы тоже слышала эти легенды.
А вместе с головой — последнее желание королевы Нагусы.
Часть 3
— Надо же, лакей! Ты сегодня на удивление рано.
Обнаружив на чердаке храма корону Нагусы, Ёсихико не лёг спать, а подождал несколько часов и поехал в храм Амэномитинэ-но-микото на первом утреннем поезде. После короткого приветствия Ёсихико вернулся на станцию, и уже скоро бог и сам прибежал туда, на сей раз не став прятать лицо за маской.
— Хотел поскорее сообщить тебе.
Вздревмнувший Тацуя уговаривал товарища тоже прилечь, но вскрывшаяся правда настолько взбудоражила Ёсихико, что ему совсем не хотелось спать.
На станцию приходили только местные электрички, и ранним утром здесь никого не было. Зажужжали просыпающиеся цикады, прохладный воздух постепенно наполнялся теплом. В доме напротив станции раскрыли сочные лепестки ипомеи, ещё не успевшие отцвести.
— Я выяснил, кому принадлежала белая кандзаси, — заявил Ёсихико.
Амэномитинэ-но-микото округлил глаза, но в его взгляде была не радость, а сложная гамма чувств.
— Ясно… Значит, вот он, момент истины, — Амэномитинэ-но-микото невольно положил руку себе на грудь. — Сейчас я узнаю причину моего страха…
Ёсихико подвёл бога поближе к скамейке, а сам тем временем скрипел зубами. Сейчас, когда он уже знал правду, смесь желания всё вспомнить и страха перед знанием казалась Ёсихико невыносимо трогательными. Ведь они — последствия того, что когда-то бог упрямо пытался исполнить свой долг.
— Да, я всё выяснил, — продолжил Ёсихико, стараясь говорить спокойным голосом. — Амэномитинэ-но-микото. Ты забыл, но на самом деле помнишь. Именно поэтому ты ощущаешь вину за забытое прошлое. Ты знаешь, что его нельзя было забывать.
Ёсихико заморгал. Ему казалось, он плачет невидимыми слезами. Он исполнил уже много заказов и повидал всякое, но такого с ним ещё не было.
— Что это значит?.. — озадаченно переспросил Амэномитинэ-но-микото.
Ёсихико показал ему шкатулку, которую одолжил на время у Тацуи, открыл и достал дремавшие на дне алые украшения.
— Это же!.. — Амэномитинэ-но-микото вытаращил глаза, едва увидев броский цвет киновари. — Неужели это часть короны Нагусы?..
Сердце Ёсихико ёкнуло от понимания: да, бог действительно забыл, что на самом деле случилось.
А ведь когда-то он знал эту корону лучше многих.
— Да. За долгие годы от неё мало что осталось, но когда-то это действительно была корона, принадлежавшая Тобэ Нагусе…
Кое-как уняв дрожь голоса, Ёсихико сообщил богу правду:
— Твоей старшей сестре.
Две тысячи шестьсот лет тому назад на этой земле жили брат и сестра.
Их судьба затерялась в складках истории, но сохранилась в подробных преданиях.
Амэномитинэ-но-микото застыл с круглыми глазами, не в силах даже переспросить.
— Мы нашли старую книгу, которая хранилась в храме Оно. Дзимму не принял корону и вместо этого назначил Тобэ Нагусу первой правительницей Кинокуни. Но она была сильно ранена и вскоре скончалась, поэтому обязанность пала на её младшего брата, Амэномитинэ-но-микото.
В записке, которую они нашли под крышкой коробки, было сказано о паре кандзаси: красная принадлежала Тобэ Нагусе, а белая — её брату.
После смерти Тобэ Нагусы было решено, что власть в Кинокуни будет формально принадлежать небесному богу, поэтому по приказу людей Дзимму брат взял себе небесное имя: Амэномитинэ-но-микото.
— Неужели ты до сих пор не вспомнил? — спросил Когане, глядя на бога, который до сих стоял на ватных ногах и держался на грудь. — Всё это чистая правда о твоём прошлом.
— Моём прошлом…
Тяжело дыша, Амэномитинэ-но-микото не выдержал и упал на колено.
— Верно, — добил Когане. — Это след твоей жизни как человека.
Алое украшение в руках Ёсихико вспыхнуло, и на миг этот свет затмил собой всё.
— Ята… Аятахико… Ты слышишь?
Когда Ёсихико открыл глаза, вокруг всё изменилось. Он стоял не на безлюдной станции, а на вершине небольшого холма. Перед глазами раскинулось бескрайнее синее море. Над головой простиралось того же цвета небо. В воздухе пахло морской свежестью.
— Ты любишь слишком много на себя брать — и этим губишь себя. Поэтому я так долго колебалась. Но я увидела, что у тебя много единомышленников, и благодаря им ты не собьёшься с пути, — сказала мужчине по имени Аятахико женщина с красной кандзаси, изысканно звенящей на ветру.
Судя по бледному лицу и посоху, на который она опиралась, у неё были проблемы со здоровьем.
— Я доверяю тебе больше, чем кому-либо, и именно поэтому решила оставить эту землю тебе. Больше некому. Следующая женщина, которая могла бы взять имя Тобэ Нагусы, ещё не выросла…
Имя «Тобэ Нагуса» переходило от одной правительницы земли Нагуса к следующей. Но сейчас, увы, у неё не было взрослых наследниц. Тем более, что реальная власть уже перешла людям Сану, и старые правила уже не работали.
— О чём ты?! Кая… то есть сестра моя, ты так говоришь, словно… — воскликнул Аятахико, в волосах которого тоже виднелась кандзаси, но белая.
Его фраза оборвалась на полуслове, когда он посмотрел в мудрые глаза старшей сестры. В благородные глаза королевы Нагусы.
— Я знаю своё тело лучше, чем кто-либо другой. Киё не хотела пускать меня сюда. И даже когда я уговорила её, меня пришлось везти на паланкине. Я почти не чувствую рук и ног. Не понимаю, как я вообще ещё стою… Недолго мне осталось.
— Нет… — простонал Аятахико в ответ, падая на колени. — Это я должен был получить рану, а не ты. И это именно я высказался за битву против войск Сану!.. — выдавил он из себя и так замотал головой, что белая кандзаси зазвенела. — Разве могу я править этой землёй?..
— Именно поэтому и можешь, — укоризненно вставила сестра. — Именно поэтому ты должен вести остальных за собой. Защищай историю всех, кто жил на этой земле! — почти кричала она, словно стараясь придать себе сил. — Если чувствуешь, что виноват предо мной, то и тащи на себе эту досаду до конца дней своих!
Она лучше чем кто-либо осознавала жестокость своих слов. Но она понимала, что с этой землёй может случиться что угодно, если клан Нагуса потеряет власть. Возможно, люди Сану прогонят её народ и заберут себе плодородные земли. Пускай на правах марионетки, пускай с утратившей силой короной, но во главе этой земли должен стоять человек из Нагусы.
— Сестра!..
Не выдержав, Аятахико заплакал. Сестра была королевой, а он — её помощником и брал на себя многие насущные вопросы.
У них не было других братьев и сестёр, поэтому они всегда помогали друг другу.
Он потерял своего лучшего друга Охико, сдался на милость Сану и оказался посреди быстро меняющегося мира. Поэтому ему было особенно невыносимо слышать о том, что отныне он должен нести груз власти в одиночку.