Немного сухого хлеба, да эта коробка с кристаллами, вот и все что лежало в рюкзаке за спиной.
Снег лепил в лицо, и только колеи от колес указывали путь.
Лаки брел настырно вперед. В его ухе, в приемнике певец задушевно пел про светлый праздник, что приходит вместе со снегом и звоном колокольчиков.
«Что за колокольчики такие?»
Он шел пока не понял, что колея исчезла. Вокруг серая равнина и снег кружит, а ветер лезет под одежду.
Тогда он сел спиной к ветру и решил немного отдохнуть.
«Посижу немного и пойду дальше… Немного… Самую малость…»
Глава шестая
Верит по имени Морис, возвращался домой на легких санках в хорошем настроении. Солнце ярко светило после вчерашнего бурана. Пачка галактостандартов за пазухой навевала сладкие грезы. Лошадь шла быстрым шагом, ей тоже хотелось быстрее вернуться в теплую конюшню, пахнущую сухим сеном.
Морис продавал самогон патрульным на периметре у города и имел неплохой профит.
Старейшина общины — старый Герб, иногда порицал Мориса за коммерцию с иноплеменниками, но Морис упрямо продолжал, считая, что заветов веры не нарушает. В книге пророка ничего не сказано про самогон и патрульных!
Когда лошадь встала и повернула голову к хозяину, моргая заиндевевшими ресницами, Морис разозлился.
— Ты что встала, дохлятина?!
Дохлятина грустно смотрела на Мориса, и он застыдился.
Рыжая за зря не будет останавливаться!
Морис выбрался из бараньего тулупа и выскочил на снег, провалившись сразу выше колен.
— Чего там?
В двух шагах впереди Рыжей из снега поднимался темный бугорок.
Морис разгреб снег и обнаружил человека, лежащего под снегом, поджав ноги к груди.
От куртки воняло. Заглянув под капюшон, верит, увидел детское лицо. Из носа шел едва заметный парок.
— Живой? Ты кто? Откуда?
Мальчик открыл глаза, карие, почти черные.
— Меня зовут — Лаки. — Прошептали побелевшие губы.
Вериты жили под землей. Крутой склон оврага, что рассекал равнину как рана от огромного скальпеля был изрыт норами в плотном слое красной глины на многие растояния. Вериты жили как ласточки. Потому что так теплее зимой и прохладнее летом. Потому что пределов жизненному пространству не было — хочешь увеличить жилплощадь — копай дальше!
По наезженной дороге Морис съехал на дно оврага и добрался до своей конюшни. По пути встретились Тим и Жак, что возвращались в лес за новой порцией дров. Их санки были куда шире и длиннее обычных, за что братьев тоже порицал староста, ревнитель единообразия, но дрова у братьев все же покупал. Для него была льготная цена.
Морис снял с саней деревянную лопату разгреб снег от дверей конюшни и заехал внутрь. Сначала распряг лошадь и отвел в стойло, задал сена, а потом уж закрыл ворота — не потому что экономил на освещении. Чтобы соседи не заметили фонарика в его руках. Фонарь — дело греховное и нечистое!
— Эй, как тебя? Лаки, что ли?! Вставай, приехали!
Мальчишка выбрался из тулупа, в котором продремал всю дорогу, с любопытством огляделся. Луч фонаря плясал по стенам и потолку. Везде доски и балки, потемневшие почти до черноты.
— Где мы?
— У меня в доме, где же еще?
— Тут все из дерева?
— Это только внутренняя отделка. Еще дед строил.
— Здорово!
— За мной иди.
По лесенке из бутового камня они поднялись этажом выше. Через оконце под потолком, наполовину заляпанным снегом, светило солнце.
Здесь их встретила женщина в черном платье и черном чепчике на голове, надежно скрывавшем ее волосы. Она была молодая и с веснушками на все лицо. Из-под платья выпирал круглый живот. Женщина строго посмотрела на Лаки.
— Морис, кого ты привел?
— Найденыш. Нашел в поле под снегом. Зовут Лаки.
— Отведи его к Гербу! Почему к нам?
— Эльза, дорогая, мальчишка замерз, он голоден…
— И от него воняет как от помойки!
Эльзас зажала свой длинный нос двумя пальцами.
— Вот поэтому тоже! Господь велит быть добрым не только с ближним своим!
— Ды не испавим!
Морис вынул из за пазухи пачку цветных бумажек и вручил женщине. Кивнув чепцом, Эльза удалилась следом за своим животом.
— Не обращай внимания! — махнул рукой Морис и повел носом. — Да, запашок у тебя тот еще! Быстрее идем!
Морис привел Лаки в комнату, расположенную по соседству, теплую, но без окна и потому освещенную фитилем, что плавал в миске с жидкостью. Пламя колебалось и по стенам дощатыми разбегались тени. Здесь Морис снял свою длинную куртку и повесил на вешалку.