Он легко коснулся губами ее серьги.
— Ну конечно, люблю, дурочка, — сказал он тем воркующим тоном, который считал подходящим для утешения капризной невесты. — Я ведь собираюсь на тебе жениться — разве тебе это не известно? И ты мне очень нравишься в этом красном платье. Ты должна чаще надевать красное.
Он отпустил ее и вышел; она стала выкладывать на тарелку остатки маринованных грибов.
— Поди-ка сюда на минутку, — позвал он ее из комнаты.
Она сполоснула руки, вытерла их и пошла на зов. Питер включил лампу и сел за письменный стол, чтобы настроить один из своих фотоаппаратов. С улыбкой поглядев на нее, он сказал:
— Я решил сегодня поснимать — на память, для семейного архива. Потом будет интересно посмотреть. Ведь это первый вечер, который мы устраиваем вместе. Серьезное событие. Кстати, кто будет снимать нас на свадьбе?
— Не знаю, — сказала она, — вероятно, родственники договорились с фотографом.
— Я бы с радостью сам сфотографировал, но, к сожалению, это невозможно, — он рассмеялся и взял в руки экспонометр.
Она прильнула к нему, разглядывая из-за его плеча предметы на столе — синие лампы-вспышки, вогнутый серебристый круг рефлектора, открытый журнал по фотографии; Питер справился в заранее отмеченной статье — «Съемка в помещении при помощи вспышки». Рядом со статьей в журнале была помещена реклама: на пляже девочка с маленькими косичками-хвостиками прижимала к груди спаниеля. Надпись гласила: «Это можно увековечить».
Мэриан отошла к окну и выглянула на улицу. Внизу был белый город — узкие улицы и холодные зимние огни. Она держала в руке стакан с виски; сделала глоток. Ледяной кубик звякнул о стекло.
— Детка, — сказал Питер, — сейчас явятся гости, но пока их нет, мне бы хотелось снять тебя пару раз одну, если ты не возражаешь. У меня осталось несколько кадров, а я хочу зарядить новую пленку. Красный цвет должен хорошо получиться на слайде, а потом я поставлю черно-белую.
— Питер, — она колебалась, — может, не надо?..
Его предложение почему-то ее встревожило.
— Ну-ну, не скромничай! — сказал он. — Стань-ка там, около ружей, и слегка прислонись к стене.
Он повернул настольную лампу так, чтобы свет падал на ее лицо, и направил в ее сторону маленький черный экспонометр. Она попятилась к стенке.
Он поднял фотоаппарат и прильнул к окошечку: наводил фокус.
— Ну, — сказал он, — не будь такой напряженной, расслабься. И не горбись, пожалуйста, распрями плечи. Можно подумать, что ты о чем-то беспокоишься… Держись естественно, улыбнись!
Тело ее словно окаменело. Она не могла шевельнуться — и даже лицо ее застыло; она не отрываясь смотрела в нацеленный на нее круглый стеклянный объектив; ей хотелось остановить Питера, попросить его не нажимать на спуск, но она не в силах была шевельнуться…
Раздался стук в дверь.
— Черт возьми! — сказал Питер. Он положил аппарат на стол. — Уже пришли! Ну ладно, детка, я тебя потом сниму.
Он пошел встречать гостей.
Мэриан медленно вышла из угла. Она задыхалась. Протянула вперед руку, заставляя себя прикоснуться к объективу.
— Что со мной? — произнесла она вслух. — Ведь это только фотоаппарат…
Первыми гостями оказались конторские девы: сначала пришла Люси, через пять минут после нее почти одновременно явились Эми и Милли. Они не ожидали этой встречи: каждая думала, что приглашена только она, поэтому у всех троих был немного надутый вид. Мэриан познакомила их с Питером и провела в спальню, где они положили свои пальто на кровать, рядом с ее собственным. Каждая из трех многозначительно посоветовала Мэриан чаще надевать красное. После этого они, прежде чем войти в гостиную, долго прихорашивались перед зеркалом. Люси подмазала губы, а Эми торопливо подправила прическу.
В гостиной они осторожно опустились в кресла датского модерна. Питер принес им выпить. Люси была в лиловом бархате, с серебряными веками и накладными ресницами. Эми надела розовое шифоновое платье, словно пришла на торжественный школьный вечер. Волосы были сильно взбиты, покрыты лаком, из-под платья выглядывала комбинация. Облегающее бледно-голубое платье Милли подчеркивало как раз те детали ее фигуры, которые меньше всего следовало подчеркивать; в руках она держала маленькую, с блестками, сумочку и, судя по голосу, нервничала больше всех.
— Я очень рада, что вы пришли, — сказала Мэриан.
Никакой радости она в эту минуту не испытывала. Уж очень они были возбуждены. Каждая ожидала, что сейчас откроется дверь и произойдет чудо: войдет еще один Питер, преклонит колено и предложит руку и сердце. Что они будут делать, когда встретятся с Фишем и Тревором, не говоря уже о Дункане? И что будут делать Фиш и Тревор, не говоря опять-таки о Дункане, когда встретятся с этими девицами? Мэриан представила себе, как они с криками и воплями разбегаются в разные стороны, девицы — в дверь, а молодые люди — в окно. «Что я наделала!» — думала она. Впрочем, она уже с трудом верила в существование трех аспирантов: по мере того как приходили новые гости и разносилось виски, появление этой троицы казалось ей все более нереальным. Вероятно, они вовсе не придут.
Меж тем «мыловары» с женами продолжали прибывать. Питер включил проигрыватель, в гостиной сделалось шумно. Каждый раз, когда раздавался стук в дверь, конторские девы, как механические куклы, поворачивали головы к входу; и каждый раз они видели еще одну нарядную счастливицу с гладким, лощеным мужем; девицы разочарованно опускали глаза к своим стаканам и продолжали обмениваться натянутыми репликами. Эми теребила свою серьгу с горным хрусталем, а Милли ковыряла отвисшую блестку на сумочке.
Мэриан, улыбающаяся, деловая, препровождала жен «мыловаров» в спальню. Груда пальто росла. Питер обносил гостей напитками, не забывая и о себе. Тарелки с арахисом, картофельными чипсами и другими закусками передавались из рук в руки; закуски энергично поглощались. Гости уже начали делиться на две группы, жены заняли территорию на той стороне гостиной, где стоял диван, а мужчины сгруппировались на другой стороне, возле проигрывателя. Между ними пролегла невидимая нейтральная полоса. Конторские девы оказались среди жен и с несчастным видом слушали их разговоры. Мэриан почувствовала угрызения совести, но сейчас она не могла заняться девицами — она обносила гостей маринованными грибами. «Почему это Эйнсли опаздывает?» — недоумевала она.
Дверь снова открылась, и в комнату вошли Клара и Джо. За ними шел Леонард Слэнк. Мэриан испуганно вздрогнула, и маринованный гриб упал с тарелки на пол, подпрыгнул несколько раз и закатился под проигрыватель. Она поставила тарелку. Питер уже здоровался с вновь пришедшими, тряс руку Лену. Громкий голос Питера выдавал количество выпитого им виски.
— Как поживаешь, старина? — говорил он. — Чертовски рад тебя видеть. Клянусь, я собирался тебе позвонить!
Лен пьяно покачнулся и тупо уставился на Питера.
Мэриан ухватила Клару за рукав и потащила в спальню.
— Зачем он пришел? — сердито спросила она.
Клара сняла пальто.
— Надеюсь, ты не против, что мы прихватили его с собой, ведь вы все-таки старые друзья. Я подумала, будет лучше, если мы его возьмем с собой, чем если он пойдет куда-нибудь один. Как видишь, он вдребезги пьян. Явился неожиданно, мы как раз с няней разговаривали, а тут он, вот в таком виде, еле на ногах держится. Бормочет что-то о женщине, с которой у него вышла до того серьезная история, что он боится идти к себе домой. Я, правда, так и не поняла почему; кому он нужен? Что с него возьмешь? Бедняга! Мы его устроим в задней комнате на втором этаже. Вообще-то это комната Артура, но я думаю, Лен не станет возражать. Нам с Джо очень жаль его; ему просто необходима спокойная, любящая жена, уютный дом и прочее — ведь он не в состоянии о себе позаботиться.
— Он сказал, кто эта женщина? — быстро спросила Мэриан.
— Нет! — ответила Клара, подымая брови. — Он обычно не называет имен.
— Я принесу тебе выпить, — предложила Мэриан. Ей самой захотелось еще выпить. Конечно, Клара и Джо вряд ли знали, кто эта женщина, иначе они не привели бы с собой Лена. Но сам Лен — как он сам-то решился прийти? Ведь должен был понимать, что и Эйнсли может оказаться здесь. Очевидно, он уже давно так пьян, что ничего не соображает. Больше всего Мэриан боялась из-за Эйнсли. Еще выкинет какой-нибудь номер со злости!