В соседнем доме никто мне не открыл, а в следующем дверь отворил мальчуган, весь вымазанный шоколадом, который сообщил, что папа еще в кровати. И только оказавшись в следующем доме, я быстро поняла, что тут мои поиски наконец увенчаются успехом. Входная дверь стояла нараспашку, и мужчина, который вышел ко мне вскоре после того, как я нажала кнопку звонка, был среднего роста, но крупного телосложения, можно сказать, толстяк. Когда он открыл сетчатую дверь, я заметила, что он в одних носках, и на нем надеты только майка и шорты-бермуды. Лицо у него было багровое.
Я объяснила ему цель своего прихода и показала карточку с напечатанной на ней шкалой среднестатистического потребления пива в неделю. Все данные были пронумерованы от 0 до 10. Компания взяла на вооружение эту методику, потому что встречаются мужчины, которые стыдятся называть точный объем выпиваемого ими за неделю пива. Мужчина в бермудах выбрал цифру 9, предпоследнюю в колонке. Мало кто выбирает 10: все любят считать, что, возможно, есть люди, выпивающие больше, чем они.
Когда мы дошли до этого пункта, мужчина предложил:
– Заходите в гостиную, присядьте. Наверное, устали ходить по домам на такой жаре. Жена пошла по магазинам.
Я села в кресло, а он уменьшил громкость телевизора. Я заметила на полу около его кресла полупустую бутылку пива конкурирующего с «Лосем» бренда. Он сел напротив, улыбаясь и отирая носовым платком лоб, и начал отвечать на предварительные вопросы с видом эксперта, выносящего профессиональную оценку. Прослушав по телефону рекламное объявление, он задумчиво почесал волосатую грудь и с энтузиазмом выдал ответ, ради которого целая армия рекламных агентов готова ежедневно возносить к небесам молитвы. Мы закончили, я записала его имя и адрес, чтобы наши интервьюеры не опрашивали людей повторно, но когда я поднялась и начала его благодарить, он двинулся ко мне с пивной ухмылкой.
– Неужели такая милая девочка, как ты, должна бегать по городу и спрашивать мужиков о пиве? – мазнув по мне влажным взглядом, произнес он. – Тебе лучше сидеть дома с крепким парнем, который может о тебе позаботиться.
Сунув в протянутые ко мне руки пару брошюрок о трезвости, я выскользнула из дома.
Я провела еще четыре полных интервью без происшествий, выяснив по ходу дела, что в опросник надо внести еще один пункт: «Домашнего телефона нет… Конец интервью» и «Не слушает радио», и еще, что мужчины, которые на ура воспринимают рекламный радиоролик, не слишком благосклонно реагируют на слово «щекочущий», воспринимая его в смысле «слишком легкий» или, как выразился один, «чересчур фруктовый». Пятое интервью я провела с тощим лысеющим парнем, который так боялся высказать свое мнение по любому поводу, что слова из него пришлось вытягивать, как зубы разводным ключом. Всякий раз, когда я задавала очередной вопрос, он краснел, его кадык дергался, а лицо искажала гримаса страдания. Прослушав радиоролик и мой вопрос: «Как вам понравился этот ролик? Очень – средне – не очень?», он несколько минут хранил напряженное молчание и наконец тихо выдавил: «Да».
Мне осталось провести еще два интервью. Но я решила проигнорировать коттеджи и отправилась к квадратному многоквартирному дому. Чтобы попасть внутрь, я прибегла к обычному своему методу: нажала сразу все кнопки домофона и дождалась, когда какая-то заблудшая душа открыла мне входную дверь.
Как же приятно было оказаться в прохладном вестибюле. Я поднялась по лестнице, покрытой еще не совсем изношенной ковровой дорожкой, и постучала в первую дверь с номером 6. Мне это показалось странным, потому что на этой двери, исходя из ее расположения, должен был бы висеть номер 1.
После моего стука ничего не произошло. Я постучала снова, чуть погромче, подождала и уже собралась было двинуться к соседней квартире, как дверь бесшумно отворилась внутрь, и я увидела паренька лет пятнадцати – тот пристально смотрел на меня.
Он потер согнутым пальцем глаз, как будто я подняла его с постели. Он был худой, как скелет, и ребра у него торчали, как у истощенных мучеников на средневековых гравюрах. Обтягивающая ребра кожа была почти бесцветной, не белой, конечно, но оттенка застиранного постельного белья. Он был босой. На нем не было ничего, за исключением штанов цвета хаки. Его глаза, которые почти закрывала копна прямых черных волос, упавших на лоб, глядели нарочито печально, словно он долго тренировался, чтобы придать им такое выражение.