– И где же мы тогда сядем?
– На полу. Или на кухне. Или у меня в спальне.
– Нет, только не в спальне, – поспешно возразила я.
Я прошла по полу, шагая прямо по бумагам, и заглянула в кухонный отсек за стенкой. Мне в нос ударил странный запах: там в каждом углу стояли мешки с мусором, а все остальное пространство занимали кастрюли и чайники, частью чистые, а частью давно не мытые.
– Думаю, на кухне нет места, – предположила я и, нагнувшись, начала расчищать ковер от бумаг – так собирают грязь с поверхности пруда.
– Думаю, не стоит тебе этого делать, – подал он голос. – Некоторые бумаги не мои. Ты можешь их перепутать. Лучше нам пойти в спальню.
Ссутулившись, он пересек комнату и пошел по коридору. Делать было нечего – я последовала за ним.
Его спальня походила на вытянутую коробку с белыми стенами, и здесь, как и в гостиной, царил полумрак: жалюзи тоже были плотно закрыты. Мебели не было никакой, кроме гладильной доски с утюгом, в углу на полу валялась шахматная доска и несколько разбросанных шахматных фигур, еще я заметила пишущую машинку и картонную коробку вроде бы с грязным бельем, которую он, когда я вошла, ударом ноги задвинул в стенной шкаф. И еще была узкая кровать. Он натянул серое солдатское одеяло на скомканные простыни, забрался на него и, скрестив ноги, сел в углу. Он включил бра над кроватью, вынул сигарету из пачки, которую сразу же сунул обратно в штаны, закурил и замер с сигаретой в сложенных ладонях – ни дать ни взять голодающий будда, воскуряющий благовония.
– Можем начать, – сказал он.
Я присела на край кровати – больше в спальне сесть было не на что – и стала зачитывать опросник. При каждом вопросе он откидывал голову назад, упирался затылком в стену и, закрыв глаза, отвечал, после чего открывал глаза и, устремив на меня взгляд, выслушивал следующий вопрос, причем я не могла точно сказать, насколько внимательно.
Дойдя до рекламного радиоролика, мы отправились в кухню к телефону, и он набрал номер. Я вышла, а он пробыл там так долго, что мне показалось, прошла целая вечность, так что мне даже пришлось вернуться и удостовериться, что все в порядке: он стоял, прижав трубку к уху, а его губы искривились в подобии улыбки.
– Прослушать надо только один раз, – укоризненно сказала я.
Он нехотя повесил трубку на рычаг.
– А можно я после твоего ухода снова наберу этот номер и прослушаю ролик? – произнес он робко и просительно тоном маленького мальчика, выпрашивающего лишнюю конфетку.
– Можно, – кивнула я, – но только не на следующей неделе, ладно?
Мне не хотелось, чтобы он занимал линию, когда начнут звонить плановые респонденты.
Вернувшись в спальню, мы приняли те же позы, что и раньше.
– Теперь я буду повторять фразы из ролика, а ты скажешь, какие мысли у тебя возникают после каждой из них.
В этой части опросника использовалась методика свободных ассоциаций с целью определить спонтанные реакции на ту или иную ключевую фразу.
– Первое, что скажешь про «насыщенный мужской аромат»?
Он откинул голову к стене, закрыл глаза и после паузы задумчиво произнес:
– Пот, кроссовки, спортивная раздевалка в подвале, мужские трусы с защитной накладкой.
Интервьюер всегда должен дословно записывать ответы респондента, я так и поступила. И подумала: а не подложить ли мне потом это интервью в стопку плановых, чтобы внести хоть какое-то разнообразие в монотонную работу кого-то из наших дам с цветными карандашами – возможно, миссис Вимерс или миссис Гандридж. Она зачитает его вслух остальным, и те отметят, что ответ дан всесторонний, и им будет о чем поговорить по крайней мере в трех перерывах на кофе.
– А как тебе «долгий глоток холодного напитка»?
– Не особо. Хотя постой. Это птица, белая, падающая с большой высоты, ее подстрелили прямо в сердце, зимой. Перья летят во все стороны, медленно опускаются вниз… Это вроде тех тестов на ассоциации к словам, которые дает психиатр. – Парень открыл глаза. – Они мне всегда нравились. Это интереснее, чем тесты с картинками.
– Думаю, они применяют один и тот же принцип, – сказала я. – А что скажешь про «здоровый вкус – этот дар от всего сердца»?
Мой респондент обмозговывал ответ несколько минут.
– Сердечный приступ. Нет, это неправильно. – Он наморщил лоб. – А, вот. Это сказка про людоедов. – Он впервые за время интервью занервничал. – Я узнал шаблон, такой встречается в «Декамероне» и пару раз в сказках братьев Гримм. Муж убивает любовника жены или, наоборот, вырезает сердце и делает из него жаркое или пирог с мясной начинкой и подает его на серебряном блюде, а другой ест. Хотя тут нет никакой связи со «здоровым», так? Шекспир, – добавил он уже более спокойно. – У Шекспира есть нечто подобное. В «Тите Андронике» есть одна сцена, правда, еще идут споры, действительно ли Шекспир написал эту пьесу…