Я закусила губу. И словно услышала голос отца, который не раз повторял: «Ну же, Котенок, включись в эту жизнь!» Я расправила плечи. Отец-то всегда был включен в эту жизнь…
Спросить, где ближайший магазин, вполне благовидный предлог, чтобы познакомиться с кем-то. И если они действительно мои ровесники, как говорит мама, то, может статься, и план мой сработает. Глупости это, конечно, но что уж делать. И пока решимость не оставила меня, я быстро промчалась по лужайке и по подъездной дороге добежала до соседнего крыльца.
Приоткрыв переднюю дверь, я постучала, чуть отступила назад и разгладила футболку. Спокойно. Я сделала это. Ничего странного в том, что я всего лишь хочу спросить, где тут магазин.
Послышались тяжелые шаги, дверь отворилась, я увидела широкий, загорелый, отлично сложенный торс. Обнаженный. У меня даже дыхание перехватило. Джинсы свободно болтались где-то ниже пояса, открывая пупок и темную поросль, теряющуюся глубоко под ремнем.
Идеальный рельефный пресс, именно такой, к которому так и тянется рука. Совсем не то, что я ожидала увидеть у семнадцатилетнего – как мне показалось – парня. Я так и не произнесла ни слова, только таращилась.
Наконец подняла глаза. На его высоких скулах лежала тень от длинных темных ресниц. Он смотрел вниз, на меня, и потому цвет этих глаз я различить так и не смогла.
– Чем-то помочь? – презрительно скривились его сочные, зовущие к поцелуям губы.
Глубокий и уверенный голос. Такому не хочется противоречить – только подчиняться, не задавая лишних вопросов. Вдруг ресницы взметнулись вверх, и я увидела глаза. Настолько яркие, что не верилось в их реальность. Изумрудно-зеленые, они резко контрастировали с загорелой кожей парня.
– Эй? – снова произнес он, опершись рукой о дверной косяк, и наклонился ко мне: – Ты умеешь разговаривать?
Я набрала побольше воздуха, и вдруг волна стыда и неловкости затопила меня, щеки вспыхнули.
Он поднял руку, откинул небрежную прядь со лба и посмотрел куда-то за мою спину:
– Так. Начнем сначала.
Мне хотелось провалиться, но вдруг я услышала собственный голос.
– Я… я подумала, может быть, ты знаешь, где здесь поблизости какой-нибудь супермаркет. Меня зовут Кэти. Я недавно переехала сюда, – чувствуя себя полнейшей идиоткой, я махнула рукой в сторону своего дома. – Пару дней назад.
– Я знаю.
Таааааааааак.
– Я просто хотела спросить, где здесь ближайший магазин и продаются ли там, кроме продуктов, какие-нибудь цветы.
– Цветы?
Я не разобрала, это был вопрос или утверждение, но попыталась объяснить:
– Цветы. Тут у нас клумба…
Он ничего не сказал. Только пренебрежительно повел бровью.
– Ага…
Моя потерянность постепенно отступала, давая место растущей злости.
– Видишь ли, мне нужны цветы…
– Для клумбы. Я понял, – он прислонился к дверному косяку и скрестил на груди руки. Что-то промелькнуло в его глазах. Не раздражение… нечто другое.
Я глубоко вздохнула. Если этот кретин еще раз перебьет меня… И сказала громче и четче, с интонациями, которые часто звучали в голосе моей матери, когда я была помладше и пыталась поиграть с тем, что трогать было строго запрещено:
– Я хотела бы узнать дорогу к магазину, где продаются продукты и цветы.
– Ты знаешь, что в этом городе всего один светофор? – Его брови взлетели так высоко, точно парень сомневался в том, что я не полная дура.
Так вот, оказывается, что означало выражение его глаз! Он просто смеется надо мной!
От неожиданности я опять замолчала. Может, он и вправду «очень даже ничего» и даже более чем «ничего», но какой же он, оказывается, идиот!
– Все, что мне нужно сейчас, это узнать, где магазин. Но, кажется, я не вовремя.
Он ухмыльнулся:
– Ты всегда будешь здесь не вовремя, девочка.
– Девочка? – повторила я удивленно.
Уголок его рта дернулся вверх. Кажется, меня это начинает бесить.
– Какая я тебе девочка, мне уже семнадцать!
– Неужели? – подмигнул он. – А кажется, будто тебе двенадцать. Ну или тринадцать. У моей сестры есть кукла, на тебя похожа. Глаза такие же круглые. И такая же пустышка.
Кукла? Пустышка? Внутри меня уже полыхало пламя.
– Вот как. Прости, что побеспокоила. Больше не буду. Уж поверь.
Я развернулась и бросилась обратно, чтобы только не успеть врезать ему побольнее прямо в физиономию… или чтоб не заплакать.