— Прекрати называть меня «моя Лали»! — зловеще прошептала девушка.
— Я всего лишь хочу напомнить, что ты была, есть и будешь моей по праву рождения. Смирись.
Ваграм подошел к двери, но в последнее мгновение вдруг передумал и повернулся к ней:
— Меня радует, что ты отвергаешь теорию с фригидностью, это значит, что с другими у тебя получалось. Я рад, что до свадьбы со мной ты все же получила хоть какое-то удовольствие.
— Я тоже рада, — не стала опровергать его оскорбительное предположение Лали.
Дверь захлопнулась. Вот и все. Вот и поговорили.
Впервые за очень долгие годы, а, может, и за всю сознательную жизнь, хрупкая, но бесконечно гордая, самоутвердившаяся девушка медленно осела на пол и зажала рот руками, чтобы вырывающиеся из горла вопли никто не услышал. Тело колотило, выворачивало, разрывало от потока рыданий. Убегая от этого события так отчаянно, она не могла себе представить, что принятие будет настолько болезненным. Все откладывала в долгий ящик, не хотела думать, искала оправдания, надеялась на иной исход. Глупая, глупая, глупая! Теперь смотри в глаза этой реальности и окончательно прими все, как есть.
Итак, Лали, тебе очень, очень больно, потому что в глубине души ты надеялась хотя бы на уважение, если не на что-то большее… А теперь тебе светит исключительно холодность, граничащая с ненавистью.
Дверь тихонько отворилась, в комнату вошла Ивета с ребенком на руках, что-то тихо ему нашептывающая. Интересно, сколько времени Лали просидела на полу в приступе жалости к себе?
Сестра мгновенно застыла, заметив ее, и девушка отвернулась, пытаясь отстраниться.
— А я думаю, почему Ваграм так неожиданно ушел. Вы поссорились…
Жаль, что нельзя излить душу родному человеку. Не хочется впутывать ее во все это, да и не сможет она хранить в секрете, обязательно расскажет маме… А уж этого Лали хотелось меньше всего.
— Прости, не могу опуститься с ним на колени, иначе обязательно обняла бы тебя, — виновато сказала Ивета.
— Перестань.
Лали встала, направившись в маленькую туалетную комнату, где смыла с себя остатки косметики и высушила лицо.
— Не говори никому, ладно? Если что, я ушла с Ваграмом.
Девушка поцеловала сестру и племянника, затем попыталась уйти незамеченной.
На улице вызвала такси, немного продрогнув.
Хотелось раствориться, расплавиться, растечься, чтобы уже не собрать кусочки воедино. Просто отдаться течению, наплевать на все и попытаться жить.
Но разве она так умела?
Глава 10
«Странно, каких только путей мы не выбираем,
чтобы скрыть свои истинные чувства».
Эрих Мария Ремарк «Ночь в Лиссабоне»
Аэлита потянулась, отчего тонкая бретелька сползла с ее плеча, немного оголив красивую грудь. Ваграм наблюдал за ней из-под опущенных ресниц. Шикарная женщина. Любит его, явно ведь. Им хорошо, прекрасно подходят друг другу. Да и с ней интересно.
Так почему внутри так пусто?
— Доброе утро! Кофе?
Она встала, лучезарно улыбаясь ему. Он лишь слабо кивнул.
Когда после душа они встретились на кухне, Аэлита по одному уже выражению его лица поняла, что сейчас ее ждет неприятный разговор.
— Правда, всё?
Очень проницательная, просто невероятная.
— Я не смогу унижать ни ее, ни особенно тебя, возвращаясь в твою постель в качестве любовницы. Не этого я желал бы тебе. Ты необыкновенная.
Она горько рассмеялась и опустила голову.
— Слабое утешение, знаешь ли.
— Знаю. И чем раньше мы это прекратим, тем лучше.
— Для кого?..
— Аэлита, я же сказал.
Девушка встала и прошла к окну, судорожно схватившись за подоконник. Ее длинные волосы красивым черным водопадом спадали на спину и словно продолжались в стройных неприкрытых ногах. И она казалась ему сейчас такой подавленной и беззащитной, что Ваграм чувствовал себя омерзительным. Несмотря на то, что с самого начала оба знали, что все так и закончится, было тяжело и гадко на душе. Очень хотелось подойти и обнять, как-то утешить, но это бессмысленно.
— Я оставляю за тобой право приходить или не приходить на свадьбу в качестве приглашенного сотрудника.
Аэлита дернулась, а ее спина вытянулось тугой струной.
— Спасибо за приглашение, — слабо ответила она.
— Я не знаю, что еще тебе сказать.
— Сейчас ты можешь только уйти. Хочу побыть одна.
Когда захлопнулась входная дверь, девушка повернулась, и ее взгляд наткнулась на нетронутую чашку кофе. Такая же покинутая, как и она сама. Грохот разбитого о стену фарфора разорвал тишину.