Ничего другого, как потупить взор и молча жевать пищу, вкуса которой даже не чувствовала, ей не оставалось. Непостижимым образом пространство между ними наполнилось странным томлением и искрило, отдавая всплеском гормонов, о существовании которых раньше девушка и не догадывалась. Собственные желания показались ей откровенно порочными. Всего за сутки рядом с ним она вдруг стала свободнее, раскрепощённее и женственнее.
— Простите, хотел уточнить, песня, указанная в бланке, остается? Или, возможно, Вы передумали? Ваша очередь через один стол, — подошедший ведущий наклонился ближе к Ваграму.
— Остается. Спасибо.
— Ты будешь петь? — Лали даже приоткрыла рот в ошеломлении. — Я и не знала, что ты поёшь…
— Мы друг о друге многого не знаем, правда? И я не знал, что у тебя настолько большое сердце, готовое в ущерб амбициям податься в благотворительность. Но, знаешь, что меня утешает? У нас целая жизнь, чтобы это исправить.
— Обещаешь? — со слепой надеждой в голосе.
— Ты только доверяй мне.
Он казался таким спокойным, в то время как в ней бурлил целый океан. И эти волны уносили ее далеко, куда-то за пределы сознания. А когда мужчина взял микрофон и непозволительно тягучим завораживающим голосом запел «Девочка, девушка, женщина» Чумакова, Лали ощутила, как тонет, захлебываясь счастьем.
Спустя долгие годы этой выматывающей борьбы, чувства безысходности и обречённости, когда она была уверена, что является для него пустым местом, он вдруг превращается в…идеального…возлюбленного. Разве так бывает?
Горло саднило, физически больно глотать от скопившегося в нем клубка радости, умиротворения и дурацкого раболепия, которое сейчас испытывала к Ваграму. Так непринужденно потягивающему звуки песни, неотрывно смотрящему ей в глаза. Силой своего взгляда, словно, остановившего время и огородившего весь мир от них самих. Лали смотрела и тлела, взрывалась на миллионы осколков. Ей казалось, они царапают воздух вокруг, долетая до него, вонзаясь в эту загорелую кожу.
«Почувствуй, Господи! Почувствуй, как сильно я тебя люблю. Не делай больше больно. Прошу…», горели ее глаза безумной молитвой.
Ваграм закончил песню, отхватив оглушительные аплодисменты, но, кажется, ничего вокруг не видел. Медленно шел к ней. А она упивалась, дрожа, все еще окутанная каждым словом. Каждым произнесенным волшебным словом. В песне было заложено слишком много смысла.
— Я хочу домой!
Произнеся это заявление жалобно-повелительным тоном, Лали и сама удивилась, услышав свой голос.
— Ты ничего не съела, — ошарашенно в ответ. — Мы же только прие…
— Поехали домой! — шумно выдыхая, — я умру…если… — тяжело сглотнула, — если… не прикоснусь к тебе.
Ваграм заметно напрягся, взор его потемнел. На какой-то миг ей стало страшно. Сама не ожидала, что способна на такое. Но была на грани истерики. Небывалое стихийное бедствие разрасталось внутри с разрушительной скоростью.
Прикоснуться. К нему. Немедленно.
Пока Ваграм расплачивался, Лали с остервенением вырвала цветы из вазы, абсолютно не замечая боли от вонзившихся в ладони шипов. Он подхватил ее за талию и невероятно быстро вывел на улицу. Уже возле машины, когда мужчина открывал ей дверь, она молниеносно потянулась к нему, зажав между ними увесистый букет, каждую секунду грозящийся сорваться вниз с хрупких девичьих рук.
Припала к губам, будто несчастная сумасшедшая, наконец-то отыскавшая свой источник. Нацелившаяся опустошить его, чтобы никому больше не достался. Грудные клетки обоих заходились от дикого биения сердец. Поцелуй уже давно перешел дозволенные грани. Больше не было нежности и никому ненужной стыдливости. Только желание чего-то большего. Она знала, что есть что-то масштабнее, убийственнее и крепче вчерашних первых ласк.
— Дай мне всё! — разъяренный женский шепот в полуоткрытые мужские губы.
— Лали… — его невероятно мучительный стон.
Вряд ли, конечно, завтра кто-то из них сможет вспомнить, как они долетели до дома. Как ворвались в квартиру, не отрываясь друг от друга ни в лифте, ни в коридоре, ни в спальне.
— Боже мой! — очередной раз за этот вечер девушка не узнавала свой голос, гортанно всхлипывающий подобия слов.
Ваграм вообще ничего не произносил. Исключительно рычал время от времени, стоило только осмелевшим изящным ручкам пуститься в самовольное путешествие по его телу.
Лали мысленно поприветствовала себя настоящую. Скинувшую оковы. Принявшую свою женскую сущность и власть. Любящую и требующую такой же любви в ответ.